Любовь, порожденная не ростом, а переменами.
«Ты в него влюблена?» – звучит в ушах мамин голос.
Я поворачиваю голову, оставив тело без движения. Изучаю силуэт Бека здоровым глазом, и меня охватывает это бессмертное сочетание ликования, потоотделения и несварения.
«Влюблена, Мэри?»
– Итак, – шепчу я. – Третьекурсник. Значит, тебе… сколько? Двадцать? Двадцать один?
– Иисусе, Мим… вот так запросто?
Слишком нервная, слишком замерзшая, тысяча-всяких-слишком, чтобы улыбаться, я натягиваю одеяло до подбородка.
– Оно само. Как еще узнать…
Он приподнимается на локте и склоняется надо мной. Господи, люди ошибаются, называя глаза зеркалом души. Зеркала ничего не меняют вокруг, лишь отражают. А глаза Бека прямо сейчас меняют во мне все, взбалтывают и перемешивают каждую частичку Мим от макушки до кончиков пальцев.
– Разве это имеет значение? – спрашивает он.
«Он знает, что имеет».
– Не говори так. Знаешь же, что имеет.
Бек со вздохом снова опускается на спину, положив одну руку за голову, а вторую – на грудь.
– Знаешь, – повторяю я.
Его дыхание замедляется – вижу по руке на груди, что поднимается и опадает. И по теплому дыханию, что вырывается в ночной воздух. Я смотрю, как это дыхание обретает форму и складывается в одно короткое, прекрасное слово.
– Знаю, – говорит Бек.
– Пятьдесят два, пятьдесят четыре, пятьдесят шесть… пятьдесят восемь.
Бек сворачивает на подъездную дорожку дома «358» по Кливленд-авеню и глушит мотор. Солнце едва взошло, и утренний туман лишь добавляет странностей к последним сюрреалистичным событиям. Я тру затылок, напоминая себе никогда больше не спать в кузове пикапа.
Мы в Белвью, прямо за рекой Огайо. По пути через город мы миновали один светофор, одну автозаправку, одну закусочную «Сабвей» и самый захудалый центр, какой я когда-либо видела. Все витрины магазинов здесь либо заколочены, либо разбиты, и каждая следующая еще непригляднее и унылее предыдущей.
– Ну вот, – говорит Бек. – Думаю, я просто… ну вот, я просто… я пойду…
– Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? – спрашиваю я.
Он улыбается, но впервые улыбка выглядит неестественной.
– Нет, спасибо. То есть точно нет. Оставайтесь в машине. Я просто позвоню в дверь, и будь что будет.
– Проще пареной репы, – говорю я.
Бек смотрит через лобовое стекло:
– Проще пареной репы.
– Надо есть репу? – Уолт вскидывает голову, вырываясь из мира кубика Рубика.
Как бы я ни любила мальчишку, клянусь, иногда я вообще забываю, что он рядом.
– Никакой репы, Уолт.
Бек смеется сильнее, чем того требует ситуация. Успокоившись, мы минутку сидим молча.