– Это, – говорю, сгружая газировку и конфеты на стойку, – и что мы там должны за синий пикап.
– Вы должны были внести предоплату. Я могу тебя арестовать.
– Не в первый раз на этой неделе.
Здоровяк ухмыляется и пробивает цифры на древнем аппарате:
– Итого восемьдесят три доллара и семьдесят четыре цента.
– Что?! Ладно, сколько будет без мармелада?
Под тяжелым взглядом я вытаскиваю последние деньги Кэти.
– Увидимся, парень.
– Нет, если я замечу тебя первым, маленькая леди.
Обернувшись, профессионально поднимаю большой палец правой руки и изображаю пристойное «о’кей» левой, что довольно сложно, учитывая три бутылки газировки и пакетик конфет, но я справляюсь. И почти выхожу за дверь, когда взгляд цепляется за газетный стенд, и сердце замирает.
Нет, не так.
Газетный стенд хирургически удаляет мое сердце из тела, а потом топчется по нему, будто это пустая консервная банка.
– Ты в порядке, милочка?
Я киваю, но нет, это ложь. Меня зовут Мэри Ирис Мэлоун, и я не в порядке. Я в шоке.
Листовка рядом с газетой. У двери. На уровне глаза. Прямо перед моим лицом.
Я всегда ненавидела эту фотографию.
Всегда.
– Не хочешь причесаться, Мим?
Я перекидываю длинные волосы на одно плечо и сую в рот кусочек вафли:
– Я причесалась, пап.
Он стоит у тостера, ожидая собственную вафлю. Уже давно мы перестали их печь и просто разогреваем замороженный полуфабрикат.
– Да ладно? А по виду будто только встала с постели. Ты хоть их высушила?
В кухню заходит мама в своих хлипких тапочках и с огромными мешками под глазами. Я делаю вид, что ничего не замечаю.
– Мам, объясни папе последствия сушки моих волос. – Мама молча идет к кофейнику, и я поворачиваюсь к отцу: – Они непостижимы, пап. Последствия не поддаются осмыслению.
Папа не сразу реагирует. Похоже, мамино присутствие выбивает его из колеи. Я перевожу взгляд с него на нее и обратно, гадая, сколько еще ночей они продержатся. Мама ждет кофе. Папа разворачивается и топает прочь. Едва он уходит, вафли выпрыгивают из прорезей тостера.
– Мам, – шепчу я.
Она смотрит вниз, открывает рот и тоже шепчет:
– Не сейчас, Мэри.
Вернувшийся папа бросает в меня зеленую водолазку.
– Это что? – спрашиваю.
Он вынимает вафли из тостера:
– Сегодня вас в школе фотографируют. Твой наряд должен произвести правильное впечатление.
Я держу водолазку на вытянутых руках – подарок на прошлогоднее Рождество, который я похоронила глубоко в комоде.
– В каком смысле?
Папа жует, поворачивается за помощью к маме, но напрасно.
– Ты должна выглядеть той, кем хочешь быть, Мим, а не той, кто ты есть.
Я откусываю от вафли и говорю с набитым ртом: