Москитолэнд (Арнольд) - страница 94

– Он похож на ребенка в рождественское утро.

И перевожу взгляд от раскрашенного взрывами неба к его глазам – удивительно, но разницы почти никакой.

– Я солгал, – шепчет Бек.

«Осторожнее, Мэри. Тут что-то хрупкое…»

– Ясно.

– А-а-а-а-а, Бек, гляди! – кричит Уолт.

Болельщики вокруг нас вопят, смеются, тычут пальцами в небесные искры, забыв обо всем, кроме фейерверков. Мы с Беком среди них, но не с ними. Все равно что в День благодарения сидеть за «детским столом». Взрослые рядом, обсуждают важные вопросы, работу, дом, соседей. И не понимают, что все это не имеет значения. А дети понимают. Боже, вот бы это с возрастом не менялось.

– Я поехал не просто фотографировать.

– У-у-у-ухты-ы-ы-ы-ы! – Уолт подпрыгивает на месте.

Бек слепо пялится в программку на коленях.

– Дело в Клэр, – говорю я. – Которая звонила.

Он кивает:

– Она моя сводная сестра. Жила с нами год, пока училась в старшей школе, а потом сбежала. Мы были близки, и то, как все закончилось… Мне просто нужно снова ее увидеть.

Я молчу. Жду, когда кусочки сложатся в картину.

– Ка-а-а-а-бу-у-у-у-у-ум! Эй, эй, еще один клевый!

– Она здесь рядом, – продолжает Бек. – По ту сторону реки. Когда меня ссадили с автобуса, я собирался проехать оставшиеся пятнадцать миль на попутке, но тут услышал, как вы пытаетесь купить этот грузовик.

– У этого грузовика, – напыщенно поправляю, – есть имя.

Бек дарит мне улыбку кинозвезды, улыбку, которую мое левое глазное яблоко запечатлевает и отправляет в мозг, а тот, в свою очередь, прямиком в сердце, и оно моментально тает.

– Я звонил ей полгода назад. И организовал эту поездку, чтобы ее навестить, но… Клэр продолжает перезванивать и говорить, чтобы я не приезжал. Напасть какая-то. – В его низком голосе неуловимая бесконечность. – Я не знаю, что делать.

И на миг – на один исключительный миг – мы остаемся вдвоем за детским столиком.

Я протягиваю руку и осторожно разворачиваю лицо Бека к небу:

– Думаю, знаешь, Бек. И я помогу. Но сейчас ты пропускаешь умопомрачительное зрелище.

И мы втроем смотрим, как взрываются небеса.

Я бы что угодно отдала, лишь бы увидеть этот фейерверк двумя глазами…

28. В парке

3 сентября, поздняя ночь


Дорогая Изабель.


Мне было восемь.

Папа пил пиво и ремонтировал свой мотоцикл. Он никогда на нем не ездил, только ремонтировал. Это одна из многих исчезнувших черт отца – его склонность к незавершенности. Он получал удовольствие от тяжкого труда, а не от вознаграждения в конце.

Мы сидели в гараже втроем. Мама пыталась объяснить мне, как работает проигрыватель. (Я не вспомню все подробности того разговора, потому что… ну, мне было восемь. Так что перескажу примерно, но суть ты поймешь.)