– Да, мама, но как музыка из иглы, – я ткнула пухлым пальцем в проигрыватель, – попадает в мое сердце?
Мои самые ранние воспоминания о музыке никак не связаны с прослушиванием, тогда все в мире воспринималось исключительно чувствами.
– Игла называется «стилус». – Мама сдула пыль с альбома «The Doors». – И он проходит по этим канавкам, видишь? И начинаются некие вибрации или вроде того, направленные, наверное, в какой-нибудь усилитель, и – вуаля! – музыка.
Папа, полирующий мотоцикл, фыркнул.
– Лягушку проглотил, дорогой? – произнесла мама, устанавливая пластинку.
Он пробормотал что-то – я не расслышала – и глотнул пива.
– Принеси мне тоже, ладно? – попросила мама, и папа ушел из гаража.
Мы остались вдвоем на продавленном старом диване. Сидели и слушали, как Джим Моррисон прорывается на ту сторону.[6]
– Странно, – сказала я. – Как будто песня сумасшедшего.
Мама кивнула:
– Это потому, что он и был сумасшедшим. Как и многие известные рок-звезды.
– Например?
– Ну, помнишь Джими Хендрикса, который играл «Star Spangled Banner»?
Боже, я помнила. (Из, ты видела это выступление? Сколько вдохновения…)
– Да, – сказала я. – Его гитара звучала, как и этот голос. Будто… – Я тряхнула головой, размышляя о туманных сложностях рок-звезд и пытаясь облечь их дикую натуру в слова. – Звучала… мм… безумно и честно. И безумно честно.
Мама рассмеялась – то был смех Беззаботной Юности – и уронила голову на клетчатую спинку любимого дивана.
– Джими тоже был безумным?
– Да, Джими был честным и безумным.
– Но почему?
– Кто как, Мэри. Из-за наркотиков, славы, еще чего-то… Полагаю, когда ты нравишься стольким людям сразу, это может свести с ума.
– Ты что творишь?
Папин голос был тих, но я помню, как мы вздрогнули. Он стоял на улице, прямо за поднятыми гаражными воротами, с бутылкой пива в каждой руке. Я видела, что мама пытается понять, как долго он подслушивал, и тщательно подбирает слова.
– Ничего. Просто рассказываю…
Папа не шелохнулся.
– Ей восемь, Ив. Какого черта?
На мгновение все замерло. Никто не произнес ни слова. В свои восемь я обычно легко справлялась с семейными сложностями, но тогда, помню, сильно растерялась. Я не могла понять, что именно в нашем разговоре разозлило отца.
– Я не против, – прошептала я, подогнув под себя ноги и стараясь выглядеть мило.
Милая мордаха порой останавливала ссоры на самой ранней стадии.
Папа поставил пиво на землю, подошел к дивану и подхватил меня на руки:
– Не все сходят с ума, зайка.
Мама поднялась, чтобы взять пиво:
– Черт, Барри, я и не говорила, что все.
– Ты сказала достаточно.