Слаженный хор приводит песню гробовщика к кульминации и к финалу, насыщенному той мистической силой, достичь которой пытаются столь многие, хотя удается это единицам. И теперь я жажду большего.
– А ты? – спрашиваю.
– Что я?
– Ты веришь в бога?
– О, определенно.
Учитывая мою собственную духовную борьбу, убежденность Бека застает меня врасплох. Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него:
– Откуда такая уверенность?
– Ты знала, что при рождении в наших телах триста костей. Со временем они…
– Здрасте, – прерываю я. – Я задала вопрос.
Бек вскидывает бровь:
– Мим? Расслабься. Я расскажу историю, и это станет моим ответом. Лады?
– Хорошо, – взмахиваю я рукой.
– Итак. Со временем эти триста костей сливаются в двести шесть. Не буду даже упоминать, насколько это странно. И больше половины костей сосредоточены в руках и ногах – четырех человеческих конечностях. А если кости сложить, то на скелет придется лишь четырнадцать процентов от общей массы тела.
– Ты ботаник.
– Возможно. В смысле. Есть такое предположение.
Боже, так бы его и съела.
– Ну и к чему ты ведешь?
– К тому, что мое сердце должно постоянно биться, чтобы перекачивать красную жидкость под названием «кровь» по узеньким трубкам под названием «вены», пронизывающим всю эту конструкцию под названием «тело». И мои органы в сообщении с сердцем должны правильно работать, чтобы эта углеродная форма жизни под названием «Беккет Ван Бюрен» и дальше существовала на этой крошечной вращающейся сфере под названием «Земля». Столько всего должно происходить именно так, а не иначе, что удивительно, как мы просто не падаем замертво.
– Такое, знаешь ли, случается.
Бек фыркает и выдыхает в ночь колечко пара.
– Наверное, я просто считаю, что жизнь куда загадочнее смерти.
– Как философично. Ты должен написать книгу.
Он снова фыркает, и я вдруг осознаю, что мой саркастичный настрой смягчился. Может, виноват поздний час или, что вероятнее, моя полупьяная увлеченность Беком, но я веду себя как первокурсница на выпускном – притворно равнодушная, пресыщенная, неспособная на оригинальные мысли. В попытке перевести разговор в более возвышенную плоскость я говорю то, что должна была сказать сразу:
– Значит, ты веришь в бога, потому что живешь?
– Полагаю, в следующий раз мне так и стоит отвечать.
По радио играет новая песня, довольно приятная, но, если она вдруг закончится, я не расстроюсь. Ничего общего с песней гробовщика. Проклятая мелодия разбередила мне сердце.
– Где был твой отец? – спрашивает Бек.
– Что?
– В той истории про банк или рыбный магазин… или что угодно. Где был твой отец?