Кияне не хуже самого Благожита понимали, что такая выплата ему не под силу.
– Мы в один день все не требуем, – сказал ему Мистина. – По кунице с дыма… сколько у тебя дымов?
Благожит не мог ответить точно: ему не было нужды этого знать. Осенью и зимой он ходил в полюдье, взяв с собой ближайших родичей, останавливался в обчине каждой волости, пировал там с местными старейшинами, получал от них в дар ценные меха и мед, а от каждой молодухи и каждой роженицы – по отрезу льна на сорочку. Но сколько всего в каждой волости отдельных семейных изб – он не знал, ему и не требовалось.
– Года за три ведь соберем? – уточнил Мистина.
– Это ты что же… – Благожит нахмурился от мучительной боли в груди, – про дань толкуешь?
Мистина слегка развел руками:
– А иначе только людьми. Девками и отроками. Пересчитать? Но люди будут стоить как взятые на месте, а это по гривне на отрока, по две – за девку, и то если целая.
Один убитый отрок обошелся бы в сорок живых…
– Нет, нет, нет! – Благожит помотал головой. Затребуй он с каждой своей волости отроков и девок, это получилась бы тысяча человек! Это надо созывать общее вече, но ответ ясен – своих детей в челядь люди не отдадут. Не настолько еще захудали.
– Зато на эти три года, пока не расплатитесь, твои люди смогут ездить с нами в Царьград и продавать излишки там, – утешил его Мистина, но Благожит в расстройстве даже не сразу оценил, какой подарок ему делают. – Княгиня даст им печать для царьградских торгов наряду со своими купцами.
– Да что мне продавать-то? – Благожит хлопнул по коленям. – Сорочку последнюю?
– Так, может, и не последнюю. Как узнают твои люди, что такое платье греческое, – от старого до малого все в лес побегут на добычу.
Но Благожит не давал окончательного ответа, все тянул, хотя сам не знал, чего ждет, – иного средства уладить дело никто не видел. Но он все не мог смириться с такой несправедливостью судьбы, что должен за чужую вину на три года отдать свое племя в неволю!
– Был бы ты ранее с нами заедино, – как-то сказал ему Мистина, – Людомир не посмел бы с тобой такие шутки шутить. Етон уже восемь лет наш союзник, так Волынь в его сторону не глядит даже. Знает, с кем переведается, если вздумает на старика руку поднять.
Благожит был зол на Людомира, но в глубине души жалел о тех минувших временах, когда все земли правобережья были под властью могучего Дулеба и не ведали раздоров.
– А ведь киянин прав! – сказала ему Карислава, которой он вечером пересказал речи воеводы. – Людомир-то хотел у тебя и жизнь, и землю отнять! И меня саму тоже!