С трудом Радожит сумел сесть. Рука почти не болела, но от страха пробирала зябкая дрожь. На несколько мгновений он даже забыл о брате – так и сидел, привалясь спиной к камню, держа перед собой пострадавшую руку и судорожно сглатывая.
– Радожка! – наконец он очнулся, чувствуя, что его теребят за плечо. – Ты чего? Руку сломал? Вывихнул тебе этот немытик?
Горун и сам был не в лучшем виде: ухо красное и распухшее, глаза мутные, свежая белая рубаха помята и замарана лесным сором.
– Не… не… нет… – заикаясь, еле выговорил Радожит. – М-меня з-змия подкаменная уклюнула…
– Ох ё…жкин хрен! – выдохнул Горун и присел рядом. – Покажи.
С трудом он отыскал на грязноватой ладони Радожита две крошечные ранки от змеиных зубов. Вздохнул, вынул поясной нож и сурово велел:
– Терпи, брат!
Надрезав место укуса, Горун припал к ране ртом и стал высасывать кровь, часто сплевывая. Нужно было побыстрее вычистить яд, пока не разошелся с кровью по всему телу. Радожит крепился, чуть слышно постанывая сквозь стиснутые зубы.
– Ну вот, – в последний раз сплюнув кровавую слюну на землю, Горун вытер нож о порты и убрал в ножны. – Не дрожи, не помрешь. Помнишь, вуя Добруна два раза кусали, а ему хоть бы что, только здоровее стал. Встать можешь?
Поднявшись на ноги, Горун поднял брата. Тот стоял, вцепившись в его руку, бледный, с вытянутым лицом.
– Голова кружится, – прошептал он.
– Идти можешь?
– Н-не знаю…
– Иди сюда, – Горун повел его прочь от камня.
Усадил под рябиной, на которой собственная их бабка недавно повесила новый рушник. Здесь было почти как дома – у своих чуров под присмотром.
– И что мне теперь с тобой делать? – хмурясь, спросил Горун.
У него еще болела ушибленная голова – кулаки у того киевского невидимца оказались что надо, – и он никак не мог сообразить, как поступить. Подайся они за грибами – надо было бы вести брата домой, отпаивать водой, и чтобы отлеживался. Примочки из змеиного корня опять же сделать – у матери есть. Но они сюда не за грибами пришли! За невестой!
– Я дальше не пойду, – горестно выдохнул Радожит, усевшись. – Не велит мне Перунов камень.
Вот это напугало его сильнее всего. От гадючьего яда молодые и сильные не умирают – ну, опухнет укушенное место, поболит да и перестанет. Но его уклюнул не обычный гад, а священный змей, хранитель рода хотимиричей. Трудно яснее выразить волю богов: не про тебя сие дело, отроча! Домой ступай, мамкин витязь!
– А ты иди! – спохватился он. – Ступай скорее! Того немытика и след простыл, он небось на ручье уже!
Горун нерешительно оглянулся в ту сторону, куда ушел киянин.