Но сегодня на палой прошлогодней листве, среди тонких стрелок травы и зеленых клочков мха, ничто не шевелилось. Яра приблизилась к камню, взглянула на оставленный кем-то круглый сыр в ветошке – вчера утром его не было, видно, после кто-то приходил. И замерла.
Вся обширная серая поверхность камня была усеяна каплями воды. Камень будто плакал.
Яру охватил жар. В ушах зашумело, в глазах потемнело. Но она все смотрела, пытаясь убедиться, что ей не мерещится, и не решаясь прикоснуться к холодной, шероховатой серой шкуре священного камня.
И чем дольше Яра смотрела на камень, тем более темными казались эти капли. Не светлыми, как роса, а красными, как кровь.
* * *
Марушкам в белый свет не дозволялось выходить без большой нужды, и Толкун-Баба передавала людям вести через прислужниц-чернавок. В Хотимирль от нее пришла Костра – худощавая бойкая женщина средних лет.
– Весть тревожную прислала тебе, княже, матушка наша, – сказала она, поклонившись Благожиту. – Утром нынешним заплакал Перунов камень горькими слезами, кровавыми. Худые времена роду Хотимирову слезы его возвещают.
– Какие это худые времена? – опешил Благожит.
– Или смерть чью безвременную, наглую, неурожай, скотины мор… или войну, может, – объявила Костра.
Чернавки привыкли исполнять должность вестниц, и иные из них находили радость в передаче дурных вестей, будто мстя белому свету за то, что сами в нем не прижились.
– Дайте божечки тому, кто зло на нас мыслит, чтоб его свело и скрутило! – Благожит горестно всплеснул руками. – А у нас еще овес не сеян! Чтоб тому злыдню ручки скрутило как крючки, а ножки как кочережки! Кабы ему со света белого сгинуть! Кабы его Перун молнией треснул! Чтоб его буря забурила! Чтоб его тьма затемнила!
Собравшиеся при виде серой вестовщицы родичи подхватили за ним:
– Чтоб тех злыдней огонь взял! Чтоб давило задавило! – со всех сторон слышалось бормотание.
Встревоженные Хотимировы внуки отводили душу, давая себе время опомниться, чтобы осмыслить новость. Костра, в серой сорочке из грубого льна, в серой свите, с серым платом на голове, стояла молча, похожая на тень среди живых, ярких родовичей.
– Что сказала Толкун-Баба: нужно жертвы принести, чтобы беду отвадить? – спросила Карислава. – От посевов, от скотины, от людей!
– А как беду отводить, – Костра повернулась и поклонилась княгине, – сказала матушка, ты сама ведаешь.
Это была правда: способам отводить всевозможные беды от человека, от семьи и рода, от скотины, от селения и полей Карислава обучалась целых семь лет.
Но от чего именно оберегаться? Созвали мудрую чадь с окрестных весей. Князь жил у подножия холма, где располагался древний родовой городок. Основал его сам Хотимир, пращур всего рода; в его память сами они называли себя хотимиричами, а прозвище дреговичей, людей болотных, им дали соседи. За несколько веков потомки Хотимира расселились по округе, и близ городца оставался только род старшего сына. Как почти все славянские городцы, Хотимирль стоял на возвышенности – песчаном холме, окруженный валом и тыном. Внутри вдоль вала стояли длинные избы-обчины, где мужи Хотимировой волости собирались на совет и на пиры.