— Полагаю, будь такая служба при Петре Алексеевиче, помянутым знатным персонам пришлось бы даже спать с открытыми глазами и бояться каждого шороха, — предположил, как его и просили, Кузнецов. — Но так как мы условились, что тайная служба при государе суть умозрительна, то знатные персоны сии ведут себя крайне неосторожно. Притом настолько, что даже Ушаков что-то заподозрил… Позволите вопрос, князь?
— Извольте, Никита Степанович.
— Будь у вас подобная служба, что бы вы сами делали в такой обстановке?
— О том, простите, лучше спрашивать у моей сестры. Это она раскрывала заговоры против отца, а я, младший сын, всего лишь правил маленькой дальней провинцией нашего государства. Хотите, я устрою вам встречу? Согласитесь, это неплохая мысль — насчёт той самой умозрительной службы. Именно сестра может найти аргументы, которые позволят склонить государя к решению…сделать эту умозрительную службу реальной. Чтобы некие знатные персоны впредь опасались устраивать заговоры против престола.
— Не будет ли это несколько бестактно? Ведь государь, насколько мне известно, ценит в вашей сестре не только ум.
— Полагаю, беседа в присутствии родного брата вряд ли может считаться предосудительной… И наконец, Никита Степанович, можно ещё один вопрос?
— Сделайте милость, князь.
— Вы в самом деле хотели встретиться со мной только по поводу моих сородичей, или была иная причина?
— Вы удивитесь, ваша светлость: именно по поводу альвов я и желал с вами поговорить. Ничего более.
— Похоже, это наша особенность — всё усложнять, — негромко рассмеялся князь. — Иногда всё бывает до неприличия просто.
— Это Россия, князь, — ответил кузнецов — без всякого намёка на улыбку. — Здесь не привыкли чересчур усложнять, полагаются на волю божию. Так и живём.
Два умника, человек и альв, прекрасно друг друга поняли.
…в день седьмого марта сего года состоится, о чём с радостию Вас извещаем и желаем видеть Вас в тот день на празднестве сем…
Почерк у княжны всегда был красивым, вот с русской грамотой дело пока обстояло не блестяще. Оттого, опасаясь ошибок, она писала медленно и аккуратно. Оттого же так неспешно продвигалась работа — перебеливание пригласительных писем для иностранных посланников. Она освободила от этой заботы Макарова, передоверив ему проверку счетов, то есть то, в чём княжна не разбиралась. Зато письма послам следовало составлять с учётом политической обстановки и личных качеств самих дипломатов. Фон Мардефельд, к примеру, любил краткость и чёткость изложения, хотя сам грешил дурным стилем. Кампредон, напротив, приходил в восторг от изящных словесных оборотов. Шведу стоило писать сухо, без изысков, а саксонцу и датчанину — довольно тепло, почти по-дружески. И так далее.