Пасынки (Горелик) - страница 172

И вот тут-то Пётр Алексеевич наконец решил подтвердить свою скандальную репутацию. Главная часть празднества позади, роль любящего отца и гостеприимного хозяина отыграна на славу. Теперь можно послать приличия подальше.

Несколько минут он с непередаваемой насмешкой глядел на танцующих, будто прикидывал, с кем сыграть одну из своих шуточек. Затем, налюбовавшись на слегка напрягшихся от нехороших ожиданий гостей, развернулся и широким шагом направился прямиком к княжне Таннарил.

Альвийка мгновенно присела в изящнейшем книксене.

— Что ж, гости дорогие, — во всеуслышание заявил император, обведя собравшихся всё тем же насмешливым взглядом, — вы тут веселитесь, а мы пойдём.

За его любезно подставленную руку княжна уцепилась, как утопающий цепляется за брошенный канат. Вот и всё. Теперь не страшно. Он рядом, и можно позволить себе забыть о сверлящих спину взглядах — презирающих и ненавидящих.

Сегодняшний урок не прошёл даром. Княжна Таннарил покидала зал с высоко поднятой головой.


— Ох, Петруша, ты меня спас…

Эти слова были сказаны уже на лестнице, когда их никто, кроме двоих караульных, не мог ни слышать, ни видеть. Они же, эти слова, будто окончательно разрушили невидимую стену приличий, что целый день отделяла их друг от друга. Раннэиль задохнулась от поцелуя, такого же безумного, как вся натура её возлюбленного.

— Готовься, Аннушка, — жарко зашептал он ей, всё ещё задыхавшейся и плохо соображавшей. — Скоро тебя под венец поведу.

— Письмо… — едва слышно выдохнула альвийка, приходя в себя.

— У меня в кармане. Владыка Феодосий передал тотчас после церемонии… Ну, пойдём, лапушка. Целовать тебя хочу…

— Представляю, что скажут о тебе там, в зале, — тихо рассмеялась княжна, невольно краснея.

Его лицо исказилось брезгливой гримасой, словно увидел нечто гадостное.

— Скажут, что плевать я на них хотел, — ответил он.

— И тебе всё равно, что они говорят, Петруша?

— Да плевать я на них хотел, — с презрительной усмешкой повторил государь. — Вон, видишь тех солдатиков? — он указал на караульных, прилагавших титанические усилия, чтобы не расплыться в улыбочках. — Они для отечества куда более пользы принесли, чем вся эта свора, которую токмо в кулаке держать надо. А коли дёрнутся, так давить нещадно, иначе всё по сундукам растащат… Что скалитесь? — это уже гвардейцам-караульным. — Давно на царской свадьбе не пили? Выпьете ещё!

— Эх, твоё величество, ежели опять в карауле будем, выпить никак не можно, — расхрабрился один из солдат. Зелёный кафтан и красный камзол — преображенец.

— Не горюй, гвардия! Сменишься — выпьешь, — захохотал император.