— Вы заблуждаетесь, — холодно произнесла она, вставая. — Это я вам говорю с высоты своих трёх тысяч лет. Но ваш мотив я поняла. Благодарю за откровенность, и более не считаю нужным продолжать нашу беседу… Уведите подследственного, — это уже солдатам.
— Но государь же… — начал было Долгоруков, повисая на руках дюжих гвардейцев.
— Я передам ему вашу речь, дословно, — мрачновато пообещала княжна. — Если он пожелает, велит снова привести сюда и выслушает лично. Но я бы на вашем месте на это не рассчитывала.
Табель о рангах — одно из любимых детищ Петра — была так ненавидима родовитыми, что, удайся Долгоруким заговор, стала бы первой жертвой. Да за такое намерение государь своими руками бы удавил, а княжна не стала бы вмешиваться в процесс. Теперь она куда лучше понимала не только мотивы Долгоруковых, но и мотивы своего возлюбленного, желавшего посадить родовитых на ту же сворку, что и «подлых со шпагами». Сломать «дикого барина», заставить его служить отечеству, а коли не может или не хочет, пшёл вон в солдаты, дурак. Превратить дворянство в реку, питаемую многими ручьями, вместо гиблого болота.
Болото, как и следовало ожидать, сопротивлялось. Ничего удивительного, что княжна после разговора с Алексеем Долгоруковым чувствовала себя испачканной.
На стену она поднялась как раз после двенадцатого выстрела. Судя по отсутствию металлических обломков и стонущих раненых, обошлось без происшествий, мастера не подвели. О том же яснее всяких слов говорил довольный вид Петра Алексеевича. Княжна не стала скрывать вздох облегчения: помешать государю рисковать собственной головой ради военных забав она не могла при всём желании, оставалось только молиться богу, чтобы сохранил его жизнь и здоровье. И уж последнее дело при этом показывать свой страх. Улыбаться, и, вслух порадовавшись за удачное завершение дела, деликатно взять его величество под руку.
— Сожалею, господа, — промурлыкала княжна, радостно улыбаясь офицерам, — что вынуждена похитить у вас Петра Алексеевича, но увы, возникло некое дело, не терпящее отлагательства.
Офицеры, давно и неплохо знавшие государя, поёжились: прежде такие бесцеремонные попытки оторвать его от любимого дела плохо заканчивались. Допустим, женщину бы материть не стал, уж тем более по уху бить, но вполне мог рявкнуть что-то вроде: «Поди вон, дура!» Но вслед за испугом им пришлось пережить потрясение. Государь не только не послал дамочку подальше, но и одобрительно кивнул ей, и даже позволил отвести себя в сторонку… Что творится-то, люди добрые?..
— Ну, что там стряслось? — поинтересовался Пётр Алексеевич, едва они спустились в кабинет Ушакова, выставив его владельца: «Поди делами займись, Андрей Иваныч». — Я ж тебя знаю, по пустому не стала бы тревожить.