Пасынки (Горелик) - страница 307

— Я слышу, сынок, — она не узнала собственный голос. — Пойдём. Наведём порядок… пока ещё можно.

«Во дурачьё! Куда привели-то — в караулку!»

Это была хорошая новость. Это значило, что они торопятся, и силы за ними, почитай, никакой, кроме одного полка. И то неясно, что с заговорщиками станется, ежели московским солдатикам пояснить, что к чему. Как бы ещё своего командира-то, этого пройдоху английского, на лоскутки не порвали.

Но для начала стоило бы до солдатиков добраться.

Дверь здесь хорошая, прочная, замок массивный. Не вышибешь, да и караул снаружи. Окошко таково, что и в лучшие времена бы не протиснулся. Остаётся либо попытаться переубедить караульных, благо, у него пока не отняли богатые перстни, либо молиться о чуде. Второе явно было не в духе Александра Данилыча. А над первым нужно подумать. Какие слова их проймут вернее? На что упирать?

Не успел он сложить в уме более-менее стройное начало разговора, как за дверью послышались шаги и голоса.

— Кто там ещё прёт?

— Цыц, недоумок. Не видишь — Тайная канцелярия!

Эт-того ещё не хватало… Хотя, если Ушаков не испаскудился, есть надежда, что пришло избавление. Хитёр он, жук такой.

Громко лязгнул замок, показались в проёме двое в тёмно-серых плащах — рожи по глаза упрятаны. Ещё две такие же тени угадывались в коридоре — это помимо двух солдатиков с ружьями… Что ж, если дело плохо, можно хоть попытаться выскочить из кареты на ходу. Под Полтавой, помнится, хуже пришлось. Эх, годы, годы…

Стоило ему покинуть караулку, как за спиной послышалась короткая, но жестокая возня. Ни дать, ни взять, кто-то огрёб по головушке. Светлейший обернулся мгновенно, и то уже застал миг, когда двое «серых», подхватив солдатиков, тащили внутрь.

— Чисто сработали, молодцы, — раздался негромкий и очень хорошо знакомый голос.

— Ах, это вы, Никита Степанович, — со смешанным чувством — облегчение пополам с нервной насмешкой — сказал Данилыч, когда тот опустил воротник, скрывавший лицо. — Лихо.

— Иначе не умеем. Вы нужны ея величеству свободным, и готовым проявить свою преданность.

— То есть Пётр Алексеевич… Царствие небесное… — огорчился он вполне искренне.

— Увы. Скончался несколько минут назад, о чём я немедля был извещён. Теперь пришло время действовать решительно.

— Всё, что сейчас надобно мне сделать — поднять своих ингерманландцев. Инако не выйдет ничего

— И это вы также сделаете. Кроме того, ея величеству нужны тридцать тысяч.

— Когда?

— Вчера, — неожиданно сердито сказал вице-канцлер. — Извольте соображать быстрее, князь, мы торчим на виду по вашей милости.