Несчастный солярий, окончивший жизнь в помешательстве и нищете, объявился в Испании лишь в конце тысяча восемьсот девятого года, а до того не меньше трёх месяцев вынужденно томился в Лиме. Покинув Город Солнца – добровольно или после изгнания, – он остался без документов и каких-либо средств, а значит, не мог так просто вернуться домой. Вердехо знал о предстоявших трудностях, поэтому бежал из возрождённого Эдема с некоторыми из своих полотен. Гаспар Дельгадо установил факт публичной продажи двух картин. Самих полотен он найти не смог и в итоге довольствовался их описанием, раздобытым в Национальном архиве Перу.
Не сомневаюсь, что речь идёт именно о нашем Вердехо, однако не исключаю ошибку заочной атрибуции. Как ты понимаешь, совпадение имён и дат ни в коей мере не считается доказательством, но уж прости, ничем другим порадовать не могу.
В двух упомянутых Гаспаром картинах ничто не указывало на прежнюю лёгкость, свойственную работам Вердехо в его молодые годы, а также тем работам, которые он почти двадцать лет продавал через дель Кампо и коллекционера с его приходной книгой. По словам Гаспара, обе картины были воплощением животного ужаса.
На одной изображалась осада некой каменной крепости; её штурмовали выбегавшие из джунглей индейцы. Причём часть из них были нарисованы безголовыми, но с разъярённым живым лицом на обнажённой груди, а часть – с деформированной, приплющенной головой, украшенной красными перьями. Над крепостью, по словам Дельгадо, возвышались колья с нанизанными на них людьми.
Истинное умопомешательство. Неудивительно, что наш Вердехо так и не пришёл в себя, а после Перу заделался сапожником. Думаю, южноамериканский климат подействовал на него не лучшим образом. Вспомни и то, что в Испанию он вернулся обезображенный оспой, да и в целом истощённый болезнями.
На второй картине и вовсе изображался закованный в цепи мужчина. Он стоял на некоего рода помосте в окружении колониальных домиков и отдельно обозначенной мавританской церквушки, на фоне поросшей лесом горы.
Знаю, Серхио, тебе представится, что и помост, и домики – это то, что мы видели на рентгенах «Особняка» Берга, но умоляю не торопиться. Не выстраивай мраморного гиганта своих выводов на глиняных ногах моих гипотез. И Вердехо наш – не наш. И рисовал он растеряв последние крупицы разума. И описание полотна в документах скупое, составленное только для общей характеристики.
Так вот мужчина, закованный в цепи, горит. Точнее так, привожу по тексту с некоторыми сокращениями, – «целиком объят пламенем и своим образом, а прежде всего искажённым лицом, выражает наивысшее страдание, отпущенное живому человеку и, по всему, уготованное ему в аду за самые страшные из грехов».