– Замечательно!
– Не хочешь попробовать? – Дима заговорщицки прищурился. – Давай втроём порежем себе руки и брызнем кровью на Ланзона. Может, он заговорит. И расскажет нам, в чём была величайшая тайна цивилизации чавин.
– Не смешно, Дим.
– Кстати, интересно, солярии что-нибудь подобное вытворяли? Или только позаимствовали у Ланзона парочку узоров?
– Надеюсь, твою статуэтку, – Аня посмотрела на Максима, – человеческой кровью не поливали.
Максим пожал плечами. Кажется, его такая вероятность ничуть не смущала.
Видя, с какой неохотой Аня следует за ними по храмовой территории, Дима то и дело восклицал:
– Пойми, тут… Вот тут, – он стучал тростью по земле, – колыбель андских цивилизаций. Древнейший храм чавин! Здесь, в Галерее подношений, нашли посуду из самых отдалённых уголков Перу. Индейцы от Эквадора до Боливии ещё за пятьсот лет до нашей эры несли подношения Ланзону.
– Ну да, – Максим подмигнул Ане. – И отдавали всё жрецам.
– Отдавали! – согласился Дима. – Это была плата за возможность… пообщаться с древними богами, покровительствовавшими чавин. Понимаете?
Аня безучастно кивнула. Ещё чувствовала отголоски лёгкого головокружения, которое испытала в первый час после приезда в горный Уарас. Сейчас хотела одного – спокойно прогуляться или постоять на месте, а не носиться по изгладившимся руинам. Дима, в отличие от сестры, оставался бодрым. Не зря с такой жадностью глотал свои «Сорочи пильс». К тому же, едва оказавшись тут, в Чавин-де-Уантаре, достал из пакета два листика коки, до сих пор жевал их.
– Смотри не подсядь, – осторожно сказала ему Аня. – Главное, не додумайся потом в Москву везти.
– Знаю. И нет, не подсяду. Я же чуть-чуть, как лекарство.
– Ну да. Так всё и начинается. Чуть-чуть, лекарство…
– Индейцы жуют уже много веков.
– Вот они пусть и жуют. А нам и «Сорочи пильс» хватит.
– Идём, – позвал Максим, вполне справлявшийся тут и без таблеток.
Вернулись к машине, а через несколько минут уже повторно поднимались по лестницам музея.
На этот раз помощник доктора незамедлительно и без вопросов провёл их в кабинет Мельгара. Вальтер Хосе оказался мужчиной лет пятидесяти, с мешковатыми щеками бульдожьего лица. На гостей он не взглянул. И сесть никому не предложил. Собственно, стульев в его утлом кабинете, кроме того, на котором он сидел сам, не было.
Аня озвучила заранее подготовленную историю. Почти в точности повторила то, о чём уже говорила экскурсоводу Софии, – назвала себя, Диму и Максима студентами журфака, приехавшими в Перу писать дипломную работу по истории местных народов, прежде всего чавин, и только добавила, что Максим знаком с семьёй Гаспара Дельгадо, которая и рекомендовала им в первую очередь обратиться к «лучшему из всех известных специалистов по чавин, то есть к нему, Вальтеру Хосе Толедо Мельгару». До́ктора Анины слова не впечатлили. Он продолжал что-то неторопливо отстукивать на старенькой клавиатуре, особенно громко ударяя указательным пальцем по пробелу, безучастно смотрел исключительно на монитор, будто успел позабыть о появлении навязчивых гостей.