Из ворот вышла и стала на их пути маленькая девчушка.
– Куда идете? Тревога! – крикнула она простуженным голоском.
– Черт с ней, – не останавливаясь, огрызнулся Долматов.
– Что? Стойте! – повысила голос девчушка.
Горин грубо отстранил ее.
В этот момент перед ним появился пожилой мужчина в штатском, с винтовкой за плечами.
– Вы что хулиганите? – спросил он. – Предъявите документы! Леша, задержи остальных! – приказал он кому-то в темные ворота, и оттуда выбежал паренек, который быстро догнал Горина и Шухмина.
Всех привели в подъезд Эстрадного театра, где в вестибюле горел свет. Пожилой мужчина с винтовкой подолгу рассматривал каждый документ. Наконец он снял очки и удивленно уставился на приятелей.
– Что же это вы, товарищи, ведете себя так? – спросил он удивленно, беззлобно. – Война ведь. Час комендантский. И, наконец, тревога объявлена. И люди вы, я вижу, культурные. Как же так?
– Культурные, а толкаются, как последние хамы, – сказала девчушка.
– Виноваты. Сознаемся, – добродушно ответил Долматов. – Если разрешите, мы здесь, на ступеньках, посидим до отбоя.
Только в третьем часу ночи Горин отпер дверь своей квартиры, вошел в переднюю и вскрикнул – прямо перед ним в темноте стояло, чуть покачиваясь, что-то белое. Он поднял трясущуюся руку к выключателю.
– У нас не горит свет, – услышал он голос матери. – Не сплю… Все еще тревога?
– Кончилась тревога. Давно кончилась, – недовольно сказал Горин и вслед за матерью пошел в столовую. Здесь горела свечка.
– Сядь, нужно поговорить, – непривычно властно сказала мать, и Горин послушно сел к углу стола, удивленно глядя на нее.
– Я хочу сказать тебе, сын… – начала она. – То, что ты отвернулся от бога, – общее заблуждение. То, что ты отвернулся от матери, – грешно. Но это мой грех! Денно и нощно молюсь за грехи свои. Молюсь, чтобы спасти хоть душу…
Горин слушал и не верил своим ушам – он считал, что мать не может и двух слов связать, а тут вдруг целая проповедь. Чего она хочет от него – это даже интересно. Нет, положительно все сегодня его воспитывают. Все, кому не лень…
– Но то, что ты отвернулся от народа своего единственного, от земли родной, – такой грех замолить нельзя. И жить с таким грехом тоже нельзя.
– Про что это ты? – Горин от неожиданности и изумления сдернул с носа очки, точно они мешали ему смотреть.
– Ты думаешь, я слепая дура? Ничего не вижу? Ничего не понимаю? Бог давно открыл мне глаза и вернул мне все, что отнял у меня твой отец, да и ты тоже. И это бог наставил меня сказать тебе: остановись… иди с народом…
– Хватит! Хватит чепуху пороть! – закричал Горин. – Свихнулась на старости лет вместе со своими попами! – Он вскочил и направился в соседнюю комнату. Но мать пошла вслед за ним, стала в дверях и, подняв руку со свечой, молча смотрела, как он срывает с себя рубашку.