Шторм в его душе словно перекинулся на копии. Они вдруг перессорились. Вислоухий Тимоша, ощерясь, с глухим рычанием, кинулся на блондина. Хоть мысли Зацепина были заняты другим, он не отказал себе в удовольствии понаблюдать, как альфонс, нелепо подпрыгивая и увязая в песке, увертывается от наскакивающей собачонки. Дети швырялись друг в дружку горстями песка, а золотозубая бабушка призывала их к порядку непедагогичными подзатыльниками.
Возня копий стала раздражать Зацепина, он удалился со своими тяжелыми мыслями в серый, лишившийся изумрудного пигмента лес. Вера, товарищи, книга судеб, демон, Неелов вертелись в его голове. Он снова и снова вспоминал, как расстался с Верой на пороге рая. Он помнил каждое ее слово, ее кроткую тихую прелесть. «Ты подарил мне Его. Это такой свет, доброта! Ты мне возврати Его поскорей…» – говорила она, а Зацепин, изнывая от чувства вины и раскаяния, клялся вернуть ее в рай.
Чем больше он думал о Вере, тем острее становилось желание быть с ней несмотря ни на что, опрокинув все препятствия. Он понимал, что не сможет оставить ее в аду. Он отдался всепобеждающему порыву к счастью.
– Мы будем, будем вместе! – выкрикивал Зацепин, словно заклинание, под обесцвеченными кронами.
Он поднимался в гору, укрепляясь в своем решении, и шаг его делался все тверже и целеустремленнее. Мир вокруг тоже менялся. Деревья отрясли серые листья, лес поредел. Зацепин уже взбирался по лысому скалистому косогору, а сама макушка, к которой он стремился, укрылась снежной шапкой. Но Зацепин упорно карабкался вверх, помогая себе руками, на которых вдруг обнаружил меховые перчатки. И чем ближе он придвигался к свинцовому небу, тем спокойнее делалось у него на сердце.
Его толкало вверх убеждение, что обращаться к Богу нужно с высокого, значительного места. Едва он достиг крыши острова, в небе над ним распустился свиток северного сияния и зазвучала хрустальная музыка сфер. «Цветной шарф», – вспомнил Зацепин свою метафору из юношеского очерка и засмеялся.
Он стоял на узкой, как балкон, ледяной вершине голой скалы, в которую съежился пышный тропический остров. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались ледовые поля. Но мир этот не был однотонным и безрадостным. Он был полон оттенков и красок. В белизне льда отражались сполохи и переливы небесного огня. Даже толстая куртка с капюшоном, которая оказалась на Зацепине, была ярко-желтой, веселящей глаз.
Он понял смысл преображения окружающего мира. Рай Веры, в котором Зацепин квартировал, изменился, подстроившись под его индивидуальность, в соответствии с его подсознательным требованием. Выходит, Арктика в молодости не прошла даром, она осталась в душе землей обетованной, к которой он неосознанно стремился.