– Бирманцы, – начал мне объяснять Виктор, – великие мастера многоходовых интриг. И когда с Кирой случилась после Могока та самая история, Виктор не стал сразу ломиться в двери тюрьмы, он пошел по знакомым, хоть как-то причастным к ювелирным делам. И начал терпеливо выяснять: что за человек повез нашу девушку в край, где по утрам лежат сырые туманы, из них выплывают нагромождения ржавых жестяных крыш, а внизу, на середине мелкой реки цвета кофейного топаза, стоят отчаявшиеся личности по колено в воде и зачерпывают, зачерпывают придонную грязь совками: вдруг в этих местах, где находили рубины и сапфиры еще при короле Анаврахте, что-то осталось?
И, представьте, интрига вырисовалась. Сложная, вовсе не сводимая к тому, что рангунский ювелир уж так возжаждал тела Киры, молочного, пухлого. Женщин с такой грудью и шеей вербуют в антитабачные активистки в Америке как олицетворение здоровья: курение старит кожу, а если кожа такая… Правда, Кире редко хватало одной пачки сигарет в день, но сливочная полупрозрачность, голубые вены под тонкой кожей – это почему-то никуда не девалось.
Интрига имела касательство, конечно, к деньгам и к конкуренции в этой тайно-жестокой отрасли. И совершенно не дело Виктора было вступать в эту нескончаемую драку профессионалов; ему просто надо было знать, мог ли летучий ювелир и вправду устроить то, о чем говорили шепотом его коллеги, нужно ли ему было такое. И получалось, что очень даже мог, и очень даже нужно было. Чтобы Кира и те, кто за ней стоит, больше в этих краях не показывались. Чтобы с ними никто не имел дела никогда.
По словам Виктора, Кира, вообще-то, закупала по большей части нечто не слишком дорогостоящее, а Каперович будто нарочно превращал каменный мусор в дерзкие и неожиданные узоры; вот и Могок – на любом рынке там вы увидите эти рубины, ценой доллара два-три, полупрозрачные, далекие от легендарного оттенка «голубиная кровь» – они, скорее, цвета моркови… Да, Каперовичу шлют иной раз заказы и из Нью-Йорка, и тогда в ход идут совсем другие камни, и их тоже надо закупать. Но все это не важно, важно было другое – какой же ювелир откажется показать (а его гость откажется посмотреть) еще и настоящие сокровища.
Я никогда не бывал и вряд ли буду в Могоке; но я вижу эту сцену. Кира на табурете какого-то ювелира – там, в мастерских, нет роскоши в обстановке, но есть роскошь иная. Вот она сидит, нет, не в привычном голубом шелке, в чем-то дорожном цвета хаки, и с умиленной улыбкой мадонны смотрит, смотрит…
Ведь там, в Могоке, бывают не только рубины. Есть звездные сапфиры – неограненные кабошоны, в глубине которых лунно мерцает пятнышко света, иногда в виде шестилучевой звезды. Или сапфиры странного лилово-чернильного цвета, как спелая ежевика.