Мы ехали домой и прямо не верили своему счастью. У меня на руках, словно годовалый ребенок, сидел плюшевый медведь, обнимал за шею. Я, собственно, и храню его столько лет за это дружеское объятие!
Все как раз собрались — Рита, Фима, Тася сварила курицу, мальчик купил «Мартини» — разлил по бокалам — с кусочками ананаса.
— НУ, ЧТО?! — победоносно произнес Кеша.
Это был венец Кешиной славы.
Еще бы! Прожить свою жизнь в согласии с собственным сердцем, следуя его ударам, направляясь в неведомое — совсем как орел, пролетающий на фоне солнца, в полной свободе, не знающий пределов. И в то же время достигнуть столь оглушительного коммерческого успеха, в сравнении с которым, заметил бы сэр О. Генри, маленькая нефтяная афера Рокфеллера казалась жалкой керосиновой лавчонкой!..
Мы чествовали Кешу на полную катушку, и баснословная сумма, которую шейх собирался уплатить за наши песочные часы со всем их затейливым содержимым, передаваясь из уст в уста, неуклонно росла.
— Значит, мой костюм никогда не вернется? — вдруг спросил Фима с невольной грустью.
— Мы пойдем в магазин, — ответствовал Кеша, — и выберем для вас любой костюм, какой вам понравится — английский или швейцарский! Даже если захотите — купим фрачную пару!
Видимо, он тоже любил пустить пыль в глаза, жаль, ему редко такое выпадало.
Так разважничался, стал ложиться спать и спрашивает:
— Здесь свободно?
На кровати у меня!..
Я даже начала опасаться, как бы мы не позабыли об источнике наших головокружительных удач и, не дай бог, не приняли на себя эту заслугу. Настолько исправно к нам нисходила могучая помощь свыше, причем она вовсю набирала обороты!..
Я немного прихворнула — бронхит, ангина, температура под тридцать девять, все как в песенке нашего мальчика:
Вот лежу я весь в пыли
Под чугунным утюгом…
Вдруг звонок. Я поднимаю трубку — слышу, русская речь с картавым английским акцентом:
— Мария? Вас бьеспокоит Вольдемар Персиц from United States of America. Понятно ли я говорью по-русски? — продолжал он. — Вы слушаете, Мария?..
— Слушаю, — отозвалась я своим медлительным томным контральто.
Вообще, у меня шикарный голос, наследственный, Ритин, богатый модуляциями. Я, собственно, даже внешне на него не тяну. Мне хорошо было бы выступать по радио. Жаль, что я часто простужаюсь, сипну. За это меня когда-то в школе прозвали Сиплый Ежик.
— Мария! У меня к вам дело, — он помолчал, явно собираясь завязать со мной серьезный разговор. — Кругом царит жестокий нрав, — произнес он с неподдельной болью. — Земля в огне, война, экологический катастроф, этнический конфликт, энергетический кризис, голод и страдание — вот мир, в котором мы живьем. Особенно остро это у нас на Запад. Мы должны стать добрее. Более открытый друг другу. Понимайш? Мой русский язык — слишком бедный выразить мои чувства. All human being катится в hell.