Она прижала к себе Зубову голову и гладила теплой рукой по вихрам, теряя в них слезы. Одна светлая капля чиркнула по щеке. Он повернул лицо к хозяйкиному фартуку, будто хотел стереть чужую слезу, да и замер так, подрагивая плечами. И где чьи слезы — разбери…
— Ох, не люблю ж я этого — скрипнул стулом Семен Мироныч. Поднялся, сказал неожиданно тонким голосом: — Ставни, думаю, расшибет, так его и вот этак! Сиверок, чую, наладился…
И вышел.
62
Они пили чай, потому что за длинными разговорами подоспело время ужина. Чай был с черно-смородинным листом, крепкий, какой и должны пить сибиряки. Хозяйка разложила по блюдечкам разного варенья и не успокоилась, пока Зуб не отведал каждого.
— Из костянички вкуснее, правда? — допытывалась она. — Ох, костяники у нас на том берегу бывает — красным красно!
Семен Мироныч пил чай шумно, с томными вздохами, со светлыми капельками на крутом лбу. Выпил три чашки, сказал, что отдых требуется. Внимательно посмотрел на Зуба:
— Вот, Юрик, — Помолчал, собрал мысли. — Это ты потом поймешь, какая у тебя была дорога.
— Я понял, — поднял голову Зуб.
— Понял? Это хорошо. Какая ж она, скажи мне.
Понять-то он, может, и понял, а вот сказать…
Сказать, что трудная, опасная — это еще не значит, что понял. Он улыбнулся и сказал, чтоб отшутиться:
— Стальная.
— Стальная… Во как! — Семен Мироныч поразмыслил и засмеялся. — Слышь мать — стальная! Ведь понял, кажись!
Он снова шумно пил чай, поддевая на кончик ложки костяничное варенье.
— Дороги, Юрик, и должны быть стальными. Дай бог хорошо тебе ходить по ним.
— Ну ты уж, Сень, навыдумываешь. Прям все дороги тебе стальные.
— Все! — убежденно ответил хозяин. — Сопливый, значит не ходи, не то поскользнешься. Юрик-то, он, извиняй, сопли поутер, ему теперь не скользко будет.
— Сень, да ну тебя! — возмутилась Мария Осиповна, — За столом, поди, сидим, не в хлеву.
— Ничего я такого не сказал. Я говорю, злыдни ему уже нипочем.
— Послушать тебя, так на свете одни злыдни.
— Значит, ты меня не тем ухом слушаешь, — улыбнулся Семен Мироныч. — Ты вот Юрика спроси, кого больше — злых или добрых. Он за дорогу всяких повидал. А, Юрик?
Зуб думал, что не обязательно на этот вопрос отвечать, но хозяева смотрели на него и ждали. Зуб слегка смутился, поставил чашку:
— Добрых, конечно.
— Ох, сынок, — вздохнула Мария Осиповна, — что ж тебе-то они мало попадались?
— Дак ведь как бывает, — вступился хозяин. — Весь луг пройдешь, добрая трава не пристанет, а попадись один репей — обязательно вцепится, стервец.
Засиделись они. Мария Осиповна взглянула на ходики и ахнула: