Зуб беспомощно запрокинул голову и увидел расплывающееся, нерезкое лицо с ярким пятном посередине — накрашенными губами. Потом различил черные перехваченные желтой лентой волосы.
— Фроська, так тебя и этак, не боись, щас повторять будем!
— А кто это такой молоденький? — заворковало лицо, приближаясь к Зубу. — Это кто у нас такой хорошенький да пригоженький?
— Куси его, Фроська, куси! Га-га-га! Необъезженный лошенок-то. Куси его!
— Она не упустит, объездит! О-го-го!
— Ладно вам, кобели! Все одно на уме! — прикрикнула на ржущих Фроська. — Они тебя обижают, да? Ух ты, махонький, хорошенький, фазанчик! — засюсюкала она. — Я не дам тебя обижать. Фроська любит маленьких.
Она подсела к Зубу, притянула его к своему пышному, пахнущему духами, потом и полынью телу и погладила по вихрам. Уплывая все дальше в туман, Зуб клонил голову к ее мягкому плечу, и становилось ему лучше от этих Фроськиных ласк и сюсюканья.
— Зачем опоили фазанчика? Ах, этот нехороший Чита! Ах, этот подонок Панька!
— Кончай выдрючиваться, Фроська, — буркнул Чита, — Мужики, на бочку!
— С дам не берем! Дамы пьют задарма! На стол полетели три бумажки.
— Ты, фраер!
Зуб поводил по столу осовелыми глазами, потом полез в карман и неверной рукой выкинул все, что выгреб.
— Я ж говорю, свой мужик! Все ведь отдал, я знаю.
— Ничё, сегодня ночью зашибет… Или я его зашибу. Стаська без слов смел со стола деньги и двинул на выход.
— Хватит ему пить, не давайте больше фазанчику, — заступилась за Зуба Фроська. — Не слушай никого, не пей больше. Видишь, позеленел аж весь. Пойдем, миленький, я тебя уложу… Ой, да ты вырвать хочешь! Скорей на двор, скорей, миленький!
Она подняла Зуба за безвольные плечи и потащила из хибары на вольный воздух. Сотрясая тело, камень рвался из желудка упругими толчками.
— Фроська! — глухо окликнул Чита. — Смоется — шкуру спущу!
Зуб споткнулся о порог, и тут его начало выворачивать наизнанку.
— Ох, и свинья ты, миленький! — отряхивала руку Фроська. Она волоком оттащила Зуба подальше от крыльца. — Ну ничего, фазанчик, поблюй, легче станет.
Зуба корежило, как припадочного. По телу пробегали судороги, дрожали и подкашивались ноги. Выпучив глаза, он хлестал в бурьян, и ему казалось, что вслед за этими мучениями придет смерть.
Предательски отравленный желудок очистился от несусветной гадости, а его все дергало, все сотрясало, пока он не покрылся холодным, липким потом и не обессилел вконец. Он застонал, и стон этот похож был на рычание. Отойдя от изгаженного бурьяна, измочаленный Зуб повалился на землю.
— Миленький, пойдем в избу, — затормошила его Фроська. — Ну-ну, вставай!