Литые, будто синим инеем тронутые, яблоки ударили в землю густо, гулко. Кулаки, а не яблоки! Ахнет такое по маковке — круги перед глазами пойдут, а по спине придется — выгнешься.
Зуб уже набил антоновкой половину наволочки, как вдруг услышал шум приближающейся машины. Все замерли, настороженно вглядываясь в прогалы между деревьями.
Зуб вспомнил, что им кричала девчонка: «второй раз пальну, пеняйте на себя, не дожидайтесь». Ясно теперь, что значит второй выстрел. И каждый из ватажки, должно, подумал о том же. Но все надеялись, что машина проезжая, не имеет к саду никакого отношения.
Грузовик вынырнул в междурядье неожиданно. В кузове стояли трое. У каждого в руках поблескивали вороненые стволы ружей. Вот тебе и антоновка…
— Тикай! — крикнул Зуб и кинулся к лесополосе. Бах! Ба-бах!
Над головой коротко шикнуло. «Дробь», — догадался Зуб. Он протаранил кусты посадки и вырвался на жнивье, чуть не потеряв форменную фуражку. Впереди, через поле, — вторая лесополоса. Побросав под яблоней набитые наволочки, по пятам бежала ребятня.
— Врассыпную! — не оборачиваясь, крикнул Зуб. — Переловят…
Главное — дотянуть до второй лесопосадки. Она такая широкая и густая, что ловить их там будет бесполезно.
Гул машины слышался где-то позади. На минуту даже показалось, что он отдаляется. Пугнули, наверное, и уехали назад.
Зуб оглянулся в ту секунду, когда из посадки на жнивье вынырнул грузовик со стрелками. Искали проход через заросли.
Ноги чуть касаются земли, в ушах — ветер. Скорее! Еще быстрее! Лишь бы до зарослей, а там ищи-свищи.
Бах! Бах!
Зуб понимал, что целят над головами. Для страха, чтоб на землю попадали.
Тяжелое дыхание сзади, кажется, Мишкино, перешло в жалкие всхлипы.
— Дяденьки! — завизжал вдруг Мишка и сразу отстал. — Не надо!..
Посадка все ближе. Но и машина почти за спиной.
Зуб снова оглянулся на мгновение и увидел, как из кузова на ходу сиганул парень и кинулся к Мишке Ковалеву. Готов один.
— За тем давай! Жми! — кричали с машины, и Зуб почему-то догадался, что это о нем.
Крутько же в это время стал петлять по полю, и стрелки, видимо, решили, что его словить будет несложно.
Глотка стала тесной для дыхания, грудь распирало до боли, а ноги едва поспевали одна за другой и слабели с каждой секундой. Машина ревела так близко, что Зуб подумал: наедет, сомнет. Он скосил глаз. Объезжают слева. Неожиданно Зуб повернулся и рванул наискосок к машине.
— Разворачивай! — завопили в кузове.
На полном ходу машина сделала широкую петлю, но Зуб уже снова бежал к посадкам.
— Ну, стервец, держись! — орали с машины. И снова — бух! бух!