Из разговоров Зуб понял, что Юра не так давно отслужил в армии, был там сержантом. Он и не удивился этому. Он, может, удивился бы, отслужи Юра рядовым все три года.
Витя стал расспрашивать Зуба, кто он, откуда, и тот мало-помалу рассказал. И получилось это так, словно он рассказывает давным-давно знакомым ребятам, от которых было бы глупо и не по-товарищески что-либо скрывать. Потому что, как Юра сказал, люди они свои.
— Досталось же тебе на орехи, — покачал головой Юра.
Миша подмигнул Зубу:
— Ничего, правда? Деньги получишь, веселее поедешь.
Пришел возбужденный чем-то Салкин. С прибаутками, в которых было мало смысла и много мата, он выложил на доски две буханки хлеба, колбасный сыр, десяток помидоров, пучок лука. Достал из кармана и с подчеркнутой аккуратностью поставил солонку, какие бывают в столовках.
— Спёр? — глянул на него Юра.
— Сама за мной увязалась, — осклабился Салкин. — Я ей: кыш! А она, зараза, бежит и бежит. А чо, пригодится.
Потом он отступил шага на три, сделал руками театральный жест и азартно, с каким-то блатным выговором заорал:
— Ну, деятели, а за это еще раз скинемся! Опля! И выхватил из кармана пальто бутылку водки.
Он стоял с этой бутылкой на вытянутой руке и улыбался так широко, словно сейчас должна грянуть буря аплодисментов.
Аплодисментов, конечно, не было, и лицо Салкина начало вытягиваться в мину недоумения.
— Чо такое, пацаны? Желудки? Язвы?
— Желудки в порядке, — за всех ответил Юра. — Ты ее сам высосешь, когда закруглимся.
— Дак я ж на пятерых покупал! Вы, деятели!
— Мы тебе все дарим.
— А скидываться?
— Откуда? — с наивным видом поинтерсовался Миша.
— Связался я с вами! — скривился Салкин и с ожесточением плюнул под ноги. — Детсад! Кефирчик-молочко вам надо пить! Пацанва…
Он еще бурчал что-то, но ребята уже взялись за еду. Салкин же хмуро откупорил бутылку.
— Работать не сможешь, ухарь! — строго глянул на него Юра.
— Пацан! Я еще тебя переработаю!
И Салкин с таким высокомерием взглянул на ребят, что даже Зуб заулыбался.
— Ты сразу уточняй, чем переработаешь, — попросил Юра. — Если языком, то ты нас всех обскакаешь.
— Детсад, кефирчик-молочко, — презрительно повторил Салкин и, приложившись к бутылке, запрокинул голову.
Нервно задергался кадык на его тощей шее. Миша смотрел на эту процедуру и морщился от сострадания. Юра же и Витя вообще не смотрели. Оторвавшись от бутылки, Салкин тяжело засопел, но сразу закусывать не стал. Сперва он закупорил бутылку и спрятал ее в боковой карман пальто, которое так и не снял. А уж потом потянулся за луком.
— Хрен с вами! — сказал он с набитым ртом. — Пусть мне будет хуже.