– Нет необходимости! Мы вам доверяем, – в некотором смятении произнес генсек. – Мы видим, что ситуация складывается напряженная. Программы воюют…
– Роботы тоже! – огрызнулся Сорбоннский.
– …и роботы дерутся, – продолжил генсек. – Есть о чем подумать, господа. Главное, однако, для нас – избежать упаднических настроений. Этаких, я бы сказал, Упанишад и мистицизма. Мы дети науки, и с оптимизмом смотрим в свое бесконечное будущее. Хотя, если честно, у меня есть предчувствие надвигающейся гражданской войны.
– Точно! – поддержал Сатановский. – Разница между философией и религией: первая ищет ответы, вторая как бы знает их. Поэтому религия тупик, а Бога нет! Заседание Совета Безопасности продолжалось…
Роботы новых поколений по всей Земле проявляли невиданную смекалку и творческий дух. Они ставили необычные вопросы и находили нестандартные решения. Они обнаруживали в себе творческие задатки и пробовали писать стихи, рисовать картины, создавать музыку…
Стихи? Картины? Музыку? Да что ж это, прости господи, за стихи такие? А вот какие:
Движет Солнце на закат,
Робот – он не самокат!
Очень тонкая машина,
А не просто так, пружина!
Так начинал свою поэму «Полюбила гайка болта» первый баварский робот-поэт Август-Иоганн-Бертольд-Амадеус. Он же создал цикл лирических шванков под общим названием «Отвертка против Создателя, или Приключения жреца в щелочной ванне», в которых рифмованно громил ретроградов.
В рабочей среде пользовались большим успехом частушки-нескладушки «бунтаря из Женевы» – семиногого раскольщика Петера-Марты-Бергмана-Кульмана. В них он описывал нелегкую жизнь робота-пролетария, которому нечего терять, кроме цепей ходовой части:
Ты и убогий, ты и ранимый,
Растворитель стекла, которого
К работе с рождения приговорили…
Ах, растудыт твою, в гаечный ключ!
В Японии создавал каноны лирического жанра «робку» сборщик Масаока-Кюрасао. Самым известным его произведением, передаваемым от робота к роботу, был стих «232+40»:
На факториале сидит градиент.
Одиноко.
Туманная бесконечность.
Постепенно начинала расцветать робопроза. Вначале это были короткие анекдоты и басни-назидания, отцом-основателем которых признавался штирийский пятиногий самородок Клаус-Педро-Геномен, прессовик. Первый его прозаический текст «Энтропия» был коротким, но очень сильно способствовал дальнейшему развитию жанра:
В дальнейшем по стопам знатного прессовика пошли такие мировые робоклассики, как растворитель Мань-Чжоу-Пынь из Шанхая и лесовик Марк-Тринитрий-Иванов из Бугульмы.
А что с рисованием? Огромный прогресс! Когда-то первые роботы-художники только и могли, что распечатать на бумаге самостоятельно комбинацию из нескольких знаков на клавиатуре – типа [:-))], и это уже считалось гениальным творением. Потом некоторые энтузиасты живописи стали выдалбливать подобные изображения на асфальте. Так появился некрореализм. Но художественная мысль роботов не стояла на месте – они стали применять и более выразительные средства: рисовали линии, используя автомобильные покрышки, насыпали картины из песка.