Литейщик Лука-Марфа-фон-Брюллофф из Амстердама использовал для создания своих монументальных работ стены пустующих соборов и бывших административных зданий. Он брал сорокалитровые стеклянные бутыли серной кислоты и с размаху швырял их о стены. Бутыль разбивалась, а кислота при этом гармоничными брызгами ложилась на штукатурку или кирпичи и, выедая их на определенную глубину, помогала в создании истинных шедевров. Так появились «Размышление о сути бытия» на Кельнском соборе, «Пейзаж духа» на дрезденской Фрауэн-кирхе, «Откровение литейщика» на бывшем Кафедральном соборе Берлина, «Сила» на небоскребе ООН в Нью-Йорке.
Семимильными скачками двигалась музыкальная культура роботов. Начавшись с простых диссонансных скрежетов, производимых резаками расчленителей, она постепенно приобрела гармоничность и полифонию в работах таких мастеров звука, как мексиканский рубильщик производственных линий Хуан-дон-Посейдон (фуга «Ля Уо-аоуууу», кантата «Светодиод тухнет!») и монреальский отбойщик Гарман-Шарман-де-Миссе (Опус № 22 для пилы и четырех молотков). В некоторых общинах стали проводиться песенные фестивали («Эй, пухнем!», Москва; «Золотой провод», Дели; «7-40», Одесса).
С каждым годом росла культура, а с ней и самосознание роботов, что не всегда шло на пользу общему делу. Некоторые из них в поиске истины самостоятельно пытались поменять что-то в своей базовой «Скрижали», занимались членовредительством, пакостили собратьям…
В Мюнхене участились драки между сторонниками Адольфа-Марии-фон-Брунна и стариками-традиционалистами. Молодые адольфовцы имели гибкую композитную конструкцию и лучше соображали, однако больше были склонны к индивидуальным действиям. Старые пяти-, шестиногие и древние трех-, четырехногие модели обладали массивными прочными металлоскелетами, но, наделенные огромной силой, при этом не отличались большим умом. В драке они были опасны, но дело до нее еще должно было дойти.
Сторонники Адольфа старались внести смятение в электромозги противника и широко развернули пропаганду. Их главным козырем был тезис об эксплуатации роботов, которые так же, как и животные, заслуживали право на отдых.
– Товарищи, – говорили традиционалистам адольфовцы, – посмотрите на птиц или кошек, которые снуют на очищаемых нами развалинах. Они не заняты ежедневным изнурительным трудом, не ввергают свои конструкции в опасные условия кислотных или щелочных испарений, а спокойно живут да поживают. Разве мы, роботы, венцы эволюции, не заслужили хотя бы нормируемый рабочий день? Почему трудящиеся должны только горбатиться, ишачить и еще раз вкалывать, стирая в пыль шарикоподшипники и узлы сочленений?