— Вот подождите, в тайге не так запоете, — ворчал Шурка; он был горько обижен своей ролью проводника у этих «барышень», как он называл их, и готов был отдать что угодно, только бы участвовать в походе к вершине Сысоевского ключа. К тому же, вспомнив, как в поездке на Болонь Пронина гоняла его по всякому поводу и без повода, когда Колчанов посылал его с «барышнями» на лодке собирать хирономид, Шурка с тоской подумал о днях, которые ему придется провести с Прониной.
Вскоре его опасения подтвердились. На пути оказался ручей шириной метра четыре, впадающий в Сысоевский ключ. Колчанов, чтобы не мочить ноги в начале пути, вывел своих спутников на естественный «мост» — лесину, упавшую поперек ручья. Чтобы Пронина в своих туфлях на венском каблучке не сорвалась в ручей, Колчанов срубил длинную жердочку, которую сделали поручнем — один конец его на том берегу держал Колчанов, другой, на этом, — Шурка. Но поручень не помог: над серединой ручья Пронина поскользнулась и с метровой высоты свалилась в воду. Воды оказалось по пояс, но и этого было достаточно, чтобы выкупаться.
К счастью, она не зашиблась и, выбравшись с помощью Колчанова на берег, говорила со смехом:
— Крещение состоялось, теперь мне не страшны никакие преграды.
Но она поторопилась с выводами. Не прошли путники и сотни шагов по зарослям, как Пронина завизжала так, что все испуганно остановились.
— Что случилось, Надя? — крикнул Колчанов.
— Ой, ой, всю руку позанозила о какие-то иглы! — в отчаянии кричала она. — Ой, Вера, скорее помоги мне вытащить занозы, у меня их целый миллион в ладони.
Все сгрудились вокруг Прониной. Ее правая ладонь действительно была утыкана мелкими шипами аралии.
— Достаньте пинцет из сумки, — со стоном приказывала она так, будто сама уже не могла пошевелить ни одним пальцем.
За операцию взялся сам Колчанов. Он довольно быстро вытащил занозы.
— Теперь будешь знать, что в тайге нельзя быть беззаботным и опрометчиво хвататься за каждую ветку. Это не тротуар на московской улице. Здесь надо видеть все: и куда ступаешь, и на что опираешься, и за что берешься.
— Откуда я могла знать эту высокую грамоту! — вдруг рассердилась Пронина. — А если бы знали, то должны были предупредить… — Она разгневанно посмотрела на ребят, потом на Колчанова. — Ужасно горит рука, — снова простонала она.
— Да, погорит, — с подчеркнутым равнодушием пообещал Колчанов, — шипы аралии немного ядовиты… Иди за мной и старайся шагать мне в след, — сказал он и стал продираться сквозь кусты.
Заросли кустарника скоро кончились, и путники шли теперь по самому краю левобережного обрывчика, где росли лишь пырей да широколистное разнотравье. Слева шумел говорливый ключ. Над его извилистым затененным руслом почти сомкнулись кроны могучего разнолесья; в воздухе стоял смешанный гул шмелей и диких пчел, стрекот кузнечиков; по зарослям жасмина пестрыми лепестками порхали бабочки. Было еще не жарко, но с травы уже осыпались последние изумрудинки росы. Пронина больше не восторгалась картинами таежной глухомани, остальные тоже подавленно молчали: у ребят, да и у самого Колчанова испортилось настроение. Каждый чувствовал и понимал, что если и дальше так будет повторяться с Прониной, приятного в этом походе ждать нечего.