К нашему столику долетали лишь отголоски сражения и куски неудачников. Хотя некоторые после этого начинали ползти обратно, а один прямо на месте регенерировал и попытался втянуть нас в побоище. Что с ним сделала Мами я не понял, но собрат «Росомахи» вдруг истошно завопил и бросился наутек. Может, кроме колыбельных она теперь и пугательные песни поет?
Вздохнув, я повертел головой. Несмотря на творящееся в зале многие продолжали спокойно общаться, время от времени то закрываясь какими-то силовыми щитами, то перенаправляя удары, то вообще игнорируя их.
Администрация Училища не вмешивалась. Ну, им виднее.
Еще раз глянув на упоенно рубящуюся с каким-то трехметровым орком деву, я не прощаясь встал и двинулся к выходу. Как раз дверь открыта, попробую дойти до этого таинственного «студенческого корпуса». Тем более что не я один решил покинуть шумное место.
В коридоре рубились на лазерных мечах, моему появлению обрадовались. От удара я уклонился, а попытавшийся схватить грубиян свалился под ноги, дергая конечностями от удовольствия. И чего нас бояться? Мы, нэкоманты, несем людям радость и мур-мур-мур.
Еще один романтик швырнул издалека трехметровой сосулькой. Промахнулся, но осколком мне задело щеку. Пришлось быстро убежать за угол, а уже там расстегнуть две пуговицы, вспомнить, какой я красивый и застегнуть обратно, избавившись от царапин.
Между прочим, моя волшебная рубашечка наверняка сможет создать образ умудренного профессора, или даже великого мага. Но проблемы это не решает. Всех не защекочешь, а кое-кто вообще почесыванию не поддается. Вон Зинаиду сколько угодно чеши, без толку. Хотя… ну, наверное это все-таки я ее? Значит, это как-то можно…
За очередным поворотом никого не оказалось. И кажется, в этих подвалах я уже гулял. Видимо, не судьба мне оказаться в предназначенном для студентов месте. Не очень-то и хотелось.
Все-таки этот экзамен жутенький оказался. Не в своем антураже, подумаешь, попрыгал немного на километровой высоте. Вот суть действительно пугает. Я же как обдолбавшийся хожу: ноль вниманья, фунт, или даже тонна, презрения. Ко всем и всему. Зиночка тому грубияну с пиломечом его оружие засунула в неудобосказуемое, брызги на всю столовую, а я только плечами пожимаю. Ненормально это. Или теперь такое будет моей нормой? Хм, тогда можно ли меня считать – мной? И вот еще…
Нога скользнула на мокром, я наконец оторвался от раздумий и огляделся. Совсем уж подземелья, трубы какие-то под потолком, клочья пыли. А у стены валяется собака. Большая, кстати. Серо-бурая. И в луже крови. Дохлая?