Я внезапно почувствовал, что мы вступаем на слишком опасную почву. Я напоминал себе слепого, который стоит на краю пропасти и чувствует, что следующий шаг приведет его в бездну.
— Я не могу сказать, что ради денег готов на все,— сказал я, принужденно улыбаясь,— но многое, конечно, зависит и от суммы.
Руки Лауры ласкали меня.
— Допустим, что будет триста миллионов лир,— проговорила она.
— Но откуда же вдруг возьмется такая сумма?
— Состояние Бруно гораздо больше. Если бы я освободилась от Бруно, то оно перешло бы ко мне. А если мы поженимся, то половину этого состояния я отдала бы тебе. Это составит сто пятьдесят миллионов лир. Вряд ли нам удалось бы покинуть Италию, но ты смог бы открыть в Милане или Риме архитектурное бюро. А позже, если дела пойдут хорошо, ты расплатился бы со мной. Или я стала бы твоим компаньоном. Это мне так нравится, Дэвид.
— О, а я и понятия не имел, что речь идет о такой огромной сумме,— сказал я.— И ты уверена, что после смерти Бруно все, что он имеет, достанется тебе?
— Да, я видела завещание. Его состояние еще больше, но часть отойдет к его дочери. Я получу две трети, а она — треть его состояния.
— Я и не знал, что у Бруно есть дочь. Ты мне об этом не говорила.
— Его первая жена умерла за три или четыре года до нашего знакомства с ним. Его дочери сейчас уже девятнадцать лет, и она воспитывается в Англии.
— Она вернется сюда?
— Возможно, но наверняка я этого не знаю. Но ведь триста миллионов, Дэвид! Разве это не заманчивая перспектива?
— Но к чему строить воздушные замки, Лаура? Ведь Бруно может прожить еще очень долго.
— Знаю.— Горящий кончик ее сигареты описывал в темноте круги.— Но разве не ужасно, что он так долго будет жить? И в конце концов, разве это можно назвать жизнью?
Я промолчал.
— Мне только что приснилось, что он умер,— сказала Лаура после некоторого молчания.
— Но ведь он же жив,— резко ответил я.— Лучше давай оставим эти разговоры.
— Тебе известно, что жизнь Бруно буквально висит на волоске? — вдруг спросила она, как будто и не слыша моего последнего замечания.— Если однажды, когда ты будешь переносить его из кровати в кресло или наоборот, уронишь Бруно на пол, он обязательно умрет.
— Вряд ли это может случиться, пока я занимаюсь его персоной,— ответил я.
— Но от такого несчастья никто не застрахован, а триста миллионов — это очень большие деньги. Половина из них — тебе, половина — мне.
— К чему это ты клонишь? — резко спросил я.
— А тебе не кажется, что было бы добрым делом позволить ему упасть?
Я был поражен. Мне не верилось, что Лаура может об этом говорить серьезно. Но она была так спокойна, голос ее звучал так естественно, ее руки нежно ласкали меня, как будто это не она только что предложила мне убить ее мужа.