— Если бы я там остался, меня бы посадили в угол, и пришлось бы ждать час, а то и больше, пока кто-нибудь захочет со мной поговорить.
Шеф кивнул головой.
— Да, ты прав.—' Он оперся пальцами о край стола, чтобы отодвинуть кресло, и посмотрел на часы.— К черту! Это все ерунда. Глупо идти спать с такими выводами.
— Глупо,— подтвердил я.— Особенно, если знаешь, что около полуночи, а может быть, немного позже последует телефонный звонок или визит.
Мои предположения не оправдались. Я спал как убитый десять часов.
Утром в субботу я был не в состоянии дочитать даже газетные заголовки о внезапной гибели Джеймса А. Корригана, известного члена корпорации. Во время завтрака телефон звонил четыре раза. К примеру, Лон Коэн пытался. разузнать у Вульфа о телефонном разговоре с Корриганом. Потом еще двое журналистов просили о том же. Разумеется, я от них отделался. Четвертый звонок был от миссис Абрамс. Она читала утренние газеты и хотела бы знать, действительно ли мистер Корриган, который ночью застрелился,' был убийцей ее Рэчел. Речь шла именно об этом, хотя вопрос она задала не так прямо. От нее я тоже отделался.
Мой постоянно прерываемый завтрак скомкал всю утреннюю программу Фрица, и, когда пришла почта, я взял с собой в канцелярию вторую чашку кофе. Быстро просмотрел конверты и все,- кроме Одного, положил на стол. Посмотрел. На часах было восемь пятьдесят пять. Вульф привык уходить в теплицу точно в девять. Одним махом я взбежал наверх, постучал в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения.
— Есть! — объявил я шефу.— Фирменный конверт, толстый конверт! Штемпель: Гранд Централ. Почта вчерашняя, до полуночи.
Вульф был уже одет, он собирался уходить.
— Вскрой!
Я выполнил приказ и достал содержимое конверта.
— Отпечатано на машинке. Через один интервал. Дата вчерашняя. Заголовок: «Ниро Вульфу», десять страниц. Подписи нет.
— Прочти!
— Вслух?
— Нет. Уже девять. Если потребуется, можешь мне позвонить или прийти наверх.
— Глупости. Ты переигрываешь.
— Нет. Частое нарушение распорядка дня ведет к дурным последствиям.
С этими словами Вульф покинул свою спальню. Я открыл первую страницу письма:
«Я решил написать это письмо, но подписывать его не стану. Думаю, оно будет чем-то вроде исповеди, но мотивы, побудившие меня к этому, слишком запутанны. События последнего года показали, что я ни в чем не могу быть уверен. Может быть, во мне осталось где-то в глубине души уважение к правде и справедливости — уважение, которое в молодые годы мне привило как духовное, так и светское воспитание. Может быть, именно поэтому я и чувствую, что должен написать это письмо. Во всяком случае, не вдаваясь в мотивы...»