Во введении к Психологии и Алхимии Юнг описывает как развитие мотивов в алхимической традиции компенсирует преимущественно одностороннее развитие духовной ориентации христианства:
«Алхимия скорее похожа на подводное течение христианства, которое было ведущим лишь на поверхности. Для этой поверхности она как сон для сознания, и так как сон компенсирует конфликты сознательного разума, так и алхимия стремится восполнить пробелы, оставленные христианским напряжением противоположностей… Исторический сдвиг в мировом сознании в сторону маскулинного компенсируется хтонической фемининностью бессознательного. В некоторых дохристианских религиях мужской принцип был уже дифференцирован в принцип отец-сын — это перемена, которая имела крайнюю важность для христианства. Будь бессознательное лишь дополнительным элементом, эта перемена в сознании сопровождалась бы появлением матери и дочери, необходимый материал для которых находится в мифе о Деметре и Персефоне. Но, как показывает алхимия, бессознательное предпочло развитие по аналогии с мифом о Кибеле и Аттисе, в форме prima materia и filius macrocosmi, доказывая тем, что оно не дополняет, но компенсирует.[10]»
Наша нынешняя неопределенность по поводу смерти это та сфера, где также протекает этот процесс компенсации; потому что христианство, с его принципиальным акцентом на духе, уделяло мало внимания дальнейшей участи мертвого тела и настаивало в своей догме на чуде, с помощью которого бог воссоздаст тело в конце света. Но, как мы увидим в материале, представленном в 1 главе, во многих культурах архаичный языческий человек интенсивно размышлял о значении тела и его разложении после смерти, предполагая, что существует «мистерия» внутри трупа, загадка, связанная с судьбой души после смерти. Алхимики также предполагали, что эта «мистерия» происходила внутри prima materia, или в «тонком теле», исследование которой их интересовало больше, чем ощутимая материя. Они полагали, что эликсир жизни и секрет бессмертия был неким образом сокрыт в «тонком теле», которое они пытались отфильтровать от осязаемых материальных субстанций.
Исследования Анри Корбена показали, что ситуация как в случае с христианством, преобладает и в исламе. Нищета идеи воскресения у суннитов компенсируется богатым символизмом некоторых шиитских мистиков, практически все из которых проявляют в себе связи с ранней греко-египетской алхимией и гностицизмом.
И так как сны умирающих людей часто содержат мотивы, которые особенно напоминают алхимические и мистические символы, и мне кажется важным принять их во внимание, так что перед нами могут предстать совершенно очевидные образы процесса умирания и жизни после смерти, спонтанные образы, которые еще не успели стать осознанно оформленными в догму.