— посоветоваться с субъектом в штатском. И тут подъехал троллейбус. Я подумал: «Чего ради ждать ареста?», вскочил в троллейбус, и он тронулся. С меня градом лил пот, сердце стучало; через две остановки я спрыгнул с троллейбуса, перебежал мост и вскочил в троллейбус, который шел в противоположном направлении. Ехал бог знает куда и, завидев телефонную будку, снова спрыгнул на тротуар. Позвонил одному из чешских друзей и рассказал, что случилось. Он рассмеялся: «Да они просто решили тебя постращать. Припугнуть, только и всего». Я спорить не стал: может, оно и так. Приятель заверил меня, что, если я вернусь в гостиницу, никаких неприятностей опасаться не стоит; я вернулся — неприятностей и впрямь не последовало. Разве что после того случая мне ни разу не дали визы на въезд в Чехословакию. Но вечером того же дня, когда я улетел из Праги, они заявились домой к моему другу, тому, которому я звонил, забрали его в полицию и допрашивали ночь напролет. Потом он написал, что разговор шел исключительно обо мне и моих ежегодных приездах. Они все твердили: «Чего ради он зачастил в Чехословакию?» А он отвечал: «Вы что, не читали его книг? Почитали бы — поняли бы, зачем. Он ездит в Чехословакию из-за девушек».
— Это правда?
— Нет. Я ездил в Чехословакию за анекдотами. Из-за девушек я езжу в Англию.
— Все, кого я теперь встречаю, в один голос твердят: «О, я тебя помню по Оксфорду, ты ходила в прозрачных блузках, причем без лифчика».
— Выходит, ты — экс-экстраверт.
— Да! И это — чистая правда. Меня все осуждали за то, что я красила волосы в рыжий цвет и выставляла напоказ грудь.
— Угу. Давненько я не видел, чтобы ты выставляла грудь напоказ.
— Это правда. Но теперь она меня не очень-то радует.
— Как по-твоему, я тебя переоцениваю?
— Нет.
— Считаешь, я отдаю тебе должное.
— Согласись, я же умная. Хотя я понятия не имею, что сейчас в моде среди высоколобых, все равно — в уме мне не откажешь.
— И о чем, по-твоему, мне надо писать, раз уж ты такая умная?
— Не обо мне.
— Ты приехала на урок?
— Ага.
— Домашнюю работу сделала?
— Не уверена.
— Ладно. Давай-ка запрем дверь и приступим к делу.
— Мне бы хотелось, чтобы сегодня ты меня не называл никак. Некто безымянный.
— А если Никто?
— Нет, это слишком определенно.
— А если все же взять и дать действующему лицу имя Никто, интересно, что получится? Жил-был субъект по имени Никто.
— Сдается мне, одной такой идеи для книги маловато.
— Это больше того, с чего я обычно берусь за перо. Никто поехал в аэропорт Хитроу. Никто сел на самолет. Куда же Никто отправился?