Не знаю, слышал ли он меня через дверь или я говорил сам с собой.
Я поставил бутылку на стол.
Почувствовал, как проваливаюсь в сон. Все-таки нашел в себе силы доплестись до душа. Постоял какое-то время под горячими струями, смывая с себя всю налипшую за день грязь.
Проклятье, последние дни я слишком часто оказываюсь на земле в горизонтальном положении. Куртка уже, как у бомжа.
Но это ничего, завтра в Москву, а там как-нибудь устроится.
У меня еще оставалось кое-что из командировочных, выданных Черномором. И можно было попробовать наведаться в старую квартиру, хоть старик и запретил. Но мало ли что сказал старик. Из-за него, в конце концов, я ввязался во всю эту историю.
Я еще некоторое время боролся с желанием отключиться прямо здесь, в ванной, упершись лбом в кафельную стену. Потом наконец вылез, наспех вытер голову, натянул чистые плавки, джинсы, футболку. Шаркая и свешиваясь головой как зомби, доплелся до кушетки.
И рухнул, как подкошенный.
Завтра утром выезжаем, сказал я себе. Завтра.
И провалился в сон без сновидений.
Меня разбудил холодный ветер, коснувшийся лица.
Не хлестнул, не погладил. Потрепал по щеке. Настойчиво, требовательно.
«Просыпайся, проводник».
Я вздрогнул, приподнимаясь на локте.
Димино сопение доносилось через приоткрытую дверь. Сам я лежал на кушетке в гостиной.
Я приподнялся, уставился на балконную дверь. Почему-то я ожидал вновь увидеть на стекле желтое пятнышко света от сильного фонарика.
Вместо этого моей щеки вновь коснулся невесомый холодок.
«Выходи, проводник, я жду».
Все-таки, и он не сдержался. Тогда на лестнице, понял что все его молодчики с автоматами против меня не выстоят. Его карта бита. Но все же лакомый кусок и он упустить не смог. Не сдержался.
Я стал одеваться, очень тихо, чтобы не разбудить Диму.
Засунул за брючный ремень пистолет, аккуратно приоткрыл балконную дверь, вышел.
На улице было темно и зябко. Ветер шелестел падающей листвой.
Лидер Уруту стоял на том же месте, где в первую ночь ждал меня Максим. Серая фигура в полумраке казалось призрачной, нереальной.
А позади него, чуть покачиваясь, слепо пялясь на здание широко раскрытыми глазами, стоял залог его победы, его «доноры».
Снова это были совершенно разные мужчины и женщины, разных возрастов, по-разному одетые. Но все в одинаковых застывших позах, с окаменевшими лицами. Совсем рядом, в тени дерева, белела, чуть подрагивая, женская ночная рубашка. Лица ее обладательницы не видно было в густой тени. Заметив ее, я поежился.
Я молча покачал головой, глядя серому человеку в подбородок.