– Здравствуйте! – ответил я, пожав протянутую руку. – Я – Боря. Вы угадали.
– Не угадал, а догадался, – сказал он, и засмеялся.
Смех его мне тоже понравился. Это был смех прямого человека.
«Вот, черт!» – подумал я. – «Не получается разозлиться на него! А надо было бы. Ведь он пришел не просто так». Я не выбрал какую-то линию поведения, и решил ориентироваться на папу. Как он будет себя вести с Теплухиным, как с ним говорить, так и я буду к нему относиться. Но папа, на удивление, чувствовал себя спокойно. По его наставительному тону и тому вниманию, с которым Теплухин слушал папу, я понял, что они, как минимум, не враги. Может быть даже друзья. Мои терзания прервал Теплухин. Он мягко положил мне на плечо свою руку, и тихо, но очень внятно, сказал: «Твой папа – мой учитель».
– Ой, Ваня, перестань! Я тебя умоляю! Какой я учитель? Ну, шё ты, честное слово? – запротестовал отец.
– Папу надо слушать, конечно. Но не в этот раз, – вновь тихо сказал Теплухин. – Он меня принимал на работу. Он меня научил всему, что я знаю. И это не только, что касается работы. Мы очень жалеем, что твоего отца нет с нами рядом на работе. Но, так получилось…
Воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своем.
– Хорошо! Пора и честь знать…,– сказал Теплухин через пару минут. – Спасибо за гостеприимство! До свидания, молодой человек!
Мы пожали руки.
– Проведёте меня немного, Абрам Самуилович? – спросил наш гость.
Папа согласился, и вышел в другую комнату переодеться. Вскоре они ушли. Мне хотелось есть. Но не хотелось это делать одному. Решил подождать отца. Он пришел почти через час. Первое, что он спросил – «Почему ты не поел?» Ответ мой значения не имел. Главное – я не пообедал. Это было поводом для лекции о пользе питания, вреде голодания, и важности дисциплины.
Отец ел ответственно. Впрочем, он ко всему так относился. К еде он, к тому же, испытывал глубокое почтение. Голодное, довоенное детство оставило в его душе глубокий, неизгладимый шрам. Папин папа, мой дед, работал кузнецом на одесском заводе «Большевик», что на Пересыпи. Обеспечить всем необходимым свою большую семью он был не в состоянии. Папа до первых заморозков ходил в школу босым, носил штаны, перешитые из мешка, а мясо или белый хлеб видел по большим праздникам. В какой-то мере положение спасало море и одесские поля орошения. В море водились рыба и мидии, на полях росло какое-то подобие ягод. Узнать, съедобны они или нет, часто удавалось только методом пробы. Но папа тогда был счастлив. Купался в море, гонялся с друзьями и собаками за зайцами. Когда собаки, высунув языки от усталости, бесславно отступали, папа с товарищами бежал дальше.