Бесспорным было осознание того, что я являлся одним из бесконечного множества людей, населяющих эту планету и мое существование человечество, и не заметило бы, будь я рожден или вообще не появляйся.
Но я появился и прошагал по этой жизни, так и не поняв, сам ли я выбирал этот путь, стечение ли было непреодолимых обстоятельств или некая непонятная сила, называемая в народе судьбой, водила меня с закрытыми глазами по дорогам, по которым будучи осведомленным, я и шагу бы не ступил, предпочитая спокойную и осмысленную жизнь скромного преподавателя или инженера по специальности.
То, что существует реинкарнация, я понял еще в раннем детстве, когда, лежа в кровати и уткнувшись в потолок, терялся в догадках, как я попал в эту семью, что я здесь делаю и кто я вообще? Видимо тот, кто управляет всем, несколько не доглядел и не стер окончательно память о моей прошлой жизни, хотя ничего и не оставил о ее действительности…
Но поскольку я уже родился и предстояла целая жизнь, то я бегал босиком по асфальту Чемберекенда в черных сатиновых трусиках до колен с такой же ватагой пацанов, впитывая законы улицы.
Она была суровым учителем, разработавшим целый свод своих правил, за нарушение которых могло последовать достаточно жесткое наказание.
Нельзя было ходить по нашей улице под ручку с девушкой, мы это знали и без предварительных инструкций налетали на парня, с тем чтобы он отогнал нас, а еще лучше, дал бы подзатыльник кому-то. Тут вступали старшие, оттеснив парня в сторонку и разъясняя правила поведения на районе.
Улица требовала ни в коем случае не опускаться, быть избитым до полусмерти, но отвечать. Бей хоть в лицо, хоть в спину, хоть из-за угла — но обидчик должен ответить. И улица напряженно ждала развязки и, если ее не следовало, то обиженный на всю жизнь оставался на побегушках, улица его не сдавала, но он уже был просто никто…
Улица учила, и часть из выросших на ней, проходила свои университеты в местах заключения, становясь авторитетами, вроде профессоров в интеллигентных обществах. Правда карманники и мелкие воришки лишь мельтешили, но бандиты, убийцы и просто грабители были в особом почете. Легендарный Санька-зверь пользовался непререкаемым авторитетом — имя его произносилось шепотом и сказания о его жизни передавались из уст в уста. Судьба многих бакинцев была предопределена заранее — драка, тюрьма, кладбище или вся жизнь за баранкой автомобиля…
Это были суровые правила поведения, не допускавшие врать или предавать, болтать лишнее, сдавать и наушничать — законы, очень мешавшие мне в будущем.