Сиделка не могла уйти. Надо попробовать, надо рискнуть, несмотря на то что говорил доктор Уэйд. Он так мучается…
– Это связано с той ночью, когда ты пострадал?
Рис очень медленно кивнул, словно теперь уже не был уверен, продолжать или нет.
– Тебе известно, что произошло? – очень тихо спросила она.
Его глаза заблестели от слез; он отвернул голову и дернул рукой, сбрасывая ее ладонь.
Спросить напрямую? Как это на нем отразится? Может ли настоятельный призыв вспомнить и ответить вызвать жестокое потрясение, о котором предупреждал доктор Уэйд? И сможет ли она справиться с приступом, если тот произойдет?
Рис все так же глядел в сторону и не двигался. Эстер больше не видела его лица и не могла догадываться о его чувствах.
Доктор Уэйд глубоко озабочен состоянием Риса, но сам он не слабый и не трусливый человек. Он видел много страданий, сам преодолевал опасности и трудности. Его восхищали мужество и несгибаемая внутренняя сила.
Суждение Эстер о докторе и стало ответом на ее же вопрос. Она должна выполнять его инструкции, по сути являющиеся недвусмысленными приказами.
– Ты хочешь мне о чем-то рассказать? – спросила она.
Рис медленно повернул к ней голову. В его глазах блеснула боль. Он покачал головой.
– Тебе просто хотелось бы поговорить?
Он кивнул.
– Хочешь побыть один?
Рис покачал головой.
– Мне остаться?
Он снова кивнул.
К вечеру Рис выглядел уставшим и очень рано уснул. Эстер сидела возле камина напротив Сильвестры. В комнате было тихо, лишь дождь стучал в окна. В камине горел огонь; время от времени проседали на решетке угли. Сильвестра вышивала – ее игла сновала по полотну, отсвечивая серебром.
Эстер бездельничала. Штопать было нечего, и никто не ждал от нее письма. И тяги писать она не испытывала. Единственная женщина, которой она могла доверить свои чувства – леди Калландра Дэвьет, – путешествовала по Испании, постоянно переезжая с места на место. И не было адреса, по которому она могла получить письмо от Эстер.
Сильвестра взглянула на сиделку.
– Думаю, дождь снова сменится снегом, – со вздохом сказала она. – В феврале Рис планировал поездку в Амстердам. Он очень хорошо катался на коньках. У него хватало для этого занятия и грации, и смелости. Получалось даже лучше, чем у отца. Конечно, ростом повыше он… Не знаю, имеет ли это значение?
– Я тоже, – быстро ответила Эстер – Вы же знаете, он может выздороветь.
В неярком свете газовых ламп и отблесках огня от камина огромные глаза Сильвестры блеснули горечью.
– Прошу вас, не нужно меня успокаивать, мисс Лэттерли. Мне кажется, я уже готова к любой правде. – Едва заметная улыбка мелькнула у нее на лице и исчезла. – Сегодня утром я получила письмо от Амалии. Она пишет о таких условиях в Индии, что я чувствую себя полным ничтожеством, сидя здесь перед камином и располагая всем, что нужно человеку для физического комфорта и безопасности. И я еще воображаю, будто мне есть на что жаловаться. Вы, должно быть, знали многих солдат, мисс Лэттерли?