Монк почти не слушал. Даже после ее рассказа он не мог вспомнить, как проделал все это. В голове всплывало лишь ощущение победы, пьянящее чувство глубокого удовлетворения оттого, что посрамил Ранкорна. Сейчас он чувствовал только стыд. Что бы там Ранкорн ему ни сделал, он сыграл с ним злую шутку, отомстил слишком жестоко. Но пока понятия не имел за что.
Тихо поблагодарив собеседницу, Монк ушел, оставив ее в недоумении; она бормотала себе под нос что-то про то, как меняются времена.
За что? Он шагал под дождем, опустив голову, глубоко засунув руки в карманы, не обращая внимания на сточные канавы и мокрые ноги. Уже совсем рассвело. Почему он так поступил? Была ли это обдуманная и рассчитанная жестокость, как все думают? Если да, то неудивительно, что Ранкорн до сих пор его ненавидит. Лишиться продвижения по службе уже вполне достаточно. Но на войне как на войне. Однако потерять женщину – жестокий удар, такого Монк сейчас ни одному мужчине не пожелал бы.
Суд над Рисом Даффом уже начался. А Монк теперь обладал актуальной информацией, пусть даже от нее будет мало реальной пользы. Нужно идти и рассказать все Рэтбоуну. Эстер будет неприятно поражена. А как Сильвестра воспримет новость, что ее муж тоже был насильником, он и представить себе не мог.
Уильям пересек Риджент-стрит, почти не заметив, как покинул Сент-Джайлз, и остановился выпить чашку горячего чая. Может, не надо говорить Рэтбоуну?
Это не освободит Риса от ответственности за убийство отца – лишь от одного из изнасилований, в которых его все равно не обвинят!
Но это часть истины, а истина имеет значение. Сейчас делать какие-то выводы рано. Рэтбоун платит за то, чтобы Уильям узнавал все, что может. И он обещал Эстер. Он должен дорожить честью, не изменять себе и ценить мнение друзей. Очень больно узнавать, каким ты был. Особенно когда не помнишь и не понимаешь себя прошлого.
Понимал ли себя Рис Дафф?
Сейчас это неважно. Монк – взрослый человек и несет ответственность независимо от того, помнит он или нет. Теперь он определенно знает, на что способен, и готов держать ответ. Раньше Уильям не присматривался к себе из страха перед тем, что может узнать. Уязвленная гордость стерла из памяти Ранкорна и саму мысль о раскаянии.
Неужели он наконец набрался храбрости?
Он был жесток, капризен, скор на суждения, но никогда не был лжецом и трусом…
Монк допил чай, взял булочку, заплатил за нее и, жуя на ходу, направился в полицейский участок.
Ему пришлось ждать до четверти десятого, пока приедет Ранкорн.
В элегантном пальто и блестящих туфлях, с розовым свежевыбритым лицом, он выглядел чистым и сухим, и от него так и веяло теплом.