— Я не буду показывать им свою говорящую стрелу, — сказал я. — Однако готов поделиться лимериком.
— Нет! — взвизгнули Калипсо и Лео одновременно.
Бросив вилки, они закрыли уши ладонями.
Я продекламировал:
— Жил да был бог искусств Аполлон.
В голубую пещеру отправился он.
Но на бронзовом трехместном
Огнееде расчудесном
Смерть с безумьем проглотить принуждён.
За столом воцарилась неловкая тишина.
Джозефина наградила меня сердитым взглядом.
— Никто никогда еще не отваживался произнести лимерик в этом доме, Аполлон.
— Поэтому давайте надеяться, что больше никто никогда этого не сделает, — согласился я. — Но это — пророчество Додоны, приведшее нас сюда.
Лицо Эмми напряглось, не оставляя никаких сомнений в том, что она была той самой Гемитеей, которую я обессмертил так много веков назад. Я узнал силу в её глазах — ту самую решимость, что заставила её броситься с обрыва, вверяя судьбу богам.
— «В голубую пещеру отправился он…» — сказала она. — Это Оракул Трофония, разумеется. Он находится в пещерах Блю Спринг, примерно в восьмидесяти милях южнее города.
Жующий Лео ухмыльнулся. Из его рта лавиной посыпались крошки цвета земли.
— Тогда этот поиск вообще легче легкого. Мы забираем Фестуса, потом забиваем это место в Гугл Карты и летим туда.
— Сомнительно, — сказала Джозефина. — Все прилежащие окрестности у императора строго охраняются. Вы не сможете даже близко подлететь к Блю Спринг — вас подстрелят в воздухе. Даже если бы вы могли, все входы в пещеру слишком маленькие, чтобы через них мог пролезть дракон.
Лео скривился.
— Но лимерик…
— Может вводить в заблуждение, — сказал я. — Это же лимерик, в конце концов.
Калипсо наклонилась вперед. Она обернула платок вокруг своей недавно бывшей сломанной руки — может, потому что та до сих пор болела, а может быть, потому что Калипсо нервничала. Это напомнило мне ватный факел (нехорошая ассоциация после моей последней встречи с безумным императором Нероном).
— Что насчет последней строчки? — спросила она. — Аполлон будет принуждён проглотить смерть и безумие.
Джозефина уставилась в пустую тарелку. Эмми быстро сжала её руку.
— Оракул Трофония опасен, — сказала Эмми. — Даже когда у нас имелся к нему свободный доступ — до того, как здесь засел император, — мы советовались с духом только в случае крайней необходимости.
Она повернулась ко мне.
— Ты должен помнить. Ты же был богом предсказаний.
Несмотря на отличный лимонад, в горле у меня пересохло. Я не любил, когда мне напоминали, кем я когда-то был. Ещё я не любил гигантские дыры в своей памяти, не наполненные ничем, кроме неясного ужаса.