Проня Смолянов, одетый в татарский халат, застёгнутый влево, в черно-красной чалме, покрывающей бритую голову, в стоптанных татарских же сапогах медленно шёл по пустой пыльной площади от великокняжеского двора до Проломных ворот старой, ещё саманной стены Китай-города. Он мечтал сразу за воротами спрятать чалму за пазуху и рвануть бегом повдоль Неглинной реки. А там сразу — царёв кабак.
Кабацкий целовальник его, Проню, знает и спрячет. Проня выпьет водки, потом пива и поспит в закуточке. Ему, как бы вроде мусульманину, теперь водки не давали. Сладкой воды пей хоть до горла, а хамры — фигу! «Хамра» — это вино, «сали» — это молитва, «фидда» — это серебро. По-арабски. Мать ихну в чужие слова! Правда, Проне весьма нравилось слово «нахаба» — грабить. Русские говорят «нахапал»... Ну, пора бы бежать!
— Кыф! Сала![57] — проговорил вдруг сзади выследивший Проню книжник.
Был бы он и, правда, книжник, Проня бы ему голову-то поправил. А таких больших да твёрдых кулаков у книжников не бывает! И плётка при нём, и кистень. Тать, а не книжник! Шайтан, короче, если по-арабски.
Подчиняясь княжескому книжнику, Проня тут же остановился, сорвал с пояса молитвенный коврик, бросил его на землю и пал на коврик на колени.
— Харуф! Гарб эйна?[58]
Проня на виду у прохожих засуетился. Зло засуетился, не подымая головы. Книжник, мало того что обозвал его непонятно как да ещё и непонятные вопросы задаёт. Какой такой Гарб? Горбатый, что ли? Горбатых Проня не знает.
К нему неспешно подошёл со стороны ворот нерусский человек с нерусской седой бородой. Наклонился, спросил:
— Муслим?[59]
— Э-э-э, конечно.
— А! Хасанан! Хадж кьян на?[60]
— Нет!
— Хасанан. Тогда, руси, я дам тебе правильный совет. Сначала не носи чалму. Чалму носят те, кто совершил хадж. И потом ещё скажу — тот человек, сзади тебя, он спрашивает: «Где запад, баран?» Так вот, руси, запад там, — бородатый показал в сторону Проломных ворот.
Проня радостно кивнул и тут же повернулся вместе с ковриком в указанную сторону.
— И священный город Мекка там, и святая из всех святынь — Кааба — тоже там.
— Спасибо, — сказал Проня. — А теперь иди, человек с бородой. Я тут сам как-нибудь.
— Я пойду. Только сообщу твоему мудар аль рису, то есть учителю, что на молитву вставать ещё рано.
— Да? Ну, тогда я его сейчас каталя![61]
Проня вскочил на ноги. И тут же слетел с ног, подсеченный ловким ударом неруся с бородой.
— Своего учителя — не убивают, руси. Извини, я повалял тебя в пыли, — белобородый поклонился Проне и неспешно пошёл в сторону великокняжеского двора.