Иван Васильевич обернулся, не переставая креститься:
— А живых людей назовёшь? Не мертвяков? Не пророков твоего Отечества? Впрочем, Отечества у тебя нет.
— Живых, как есть живых! Всех!
— За мою казну?
— Да!
— Ладно... Но ещё я, Схария, хочу знать — каким способом ты меня из смертной темницы вытащишь? Когда сам в ней сидишь?
— А я буду орать, что ты — полукровка!
— Кто?
— Мол, ты половину нашей крови имеешь. От матери своей!
— Ты пёс, етит твою! Ты думай, что говоришь! Ты мою мать не трогай, с-с-скотина!
— А другого способа нет, Иван, — спокойно сообщил Схария, укладываясь на лавку. — Это самый верный способ. Документы заделаем, что мать твоя, Марья Ярославна...
— Мать не трогай, сказал!
— Правильно. Мать твоя совсем русская... О! Бабка твоя, Софья Витовтовна! Сделаем по бумагам так, что бабка твоя, Софья Витовтовна, есть чистых кровей иудейка! И находится под нашим законом. И все создания из чрева её, и потомки тех созданий тоже наши люди. И никто тебя не тронет, Иван!
За окном топтались люди. Шест с иконой качнулся, ушёл в сторону. Поматерились внизу, подняли второй шест. На нём, тоже освещённая свечами, блестела икона Девы Марии.
— А, всё едино теперь... «Дево радуйся!..» — забормотал Иван Васильевич. — Знак мне дают, что в Московском княжестве переворот на католичество уже произошёл... Всё едино теперь, и что бабка моя, Софья, иудейка, хотя она на самом деле полька. Чистых кровей. И что мне осталось жить чутка. Чутка осталось ждать: топор по шее или сабля по горлу... Согласный я, чтобы тебе и твоим людям за твою ко мне доброту всё моё личное богатство досталось! Только ещё у тебя в последний раз спрошу...
— Спроси! — Схария старался не глядеть на свирепый лик девы Марии со младенцем. Кто такой лик рисовал? Совсем русский лик. Того гляди, младенца положит рядом, а сама топор возьмёт.
— Схария, я желал бы во время казни, при собрании народа нашего... вспомянуть добрым словом тебя и всех твоих однокровников. И нашему Богу доложить о вашей доброте. Пожалеть, что не успел наш народ побыть под вашей властью в холе и неге... Восплачем мы там, на болоте, ох как восплачем!
— Тебя спасут, я сказал! Чего тебе ещё надобно?
— Надобно знать, как твоё сообщество называется, которое писем не пишет, подписей под указами не ставит, работает исключительно словом. Дабы мог я молитву в помин того общества совершить в свой смертный час. Как?
Схария оба уха как бы вытянул в сторону окон. Там поскрипел снег... Люди удалились. Потом снова подошли. Снег заскрипел сильнее. Много людей подошло. Лик Девы Марии закачался, ушёл из окна. Тёмное стало окно. Жуткое...