— Да какой там орден! — Радагор хмыкнул. — Воровская шайка. Три копейки урвали, им и весело.
— А мне почудилось, что больно силён тот сион, или как его там...— Иван Васильевич задумчиво отрезал себе копчёного окорока, намазал тёртым хреном.
— Ты же всегда моим словам веришь. — Радагор отставил в сторону золочёный кубок. — Вот я тебе разверну крипту этого воровского сброда. На древнем, для всех одинаковом письменном языке «Си Он» значит «соль молчания». Это взято из описанного ещё нашими мудрецами из города Баб Илион древнего способа бальзамирования покойников.
Иван Васильевич вздрогнул и перекрестился. Шуйский хмыкнул и тоже наложил на себя двоеперстие. Радагор выбрал себе на серебряном блюде кусок томлёной в печи курицы, хотел откусить.
— Погоди ты жевать! Говори дальше! — разозлился Иван Васильевич. Ему не понравилось упоминание за столом покойников.
— Ну а понятие «Приорат» эти бестии прицепили к «соли молчания» ляд их знает зачем. Правильно, по писаному будет Пи Ри Ор. Литвины, паскудники, словом «ор» называют золото, то золото, что в шахте и ещё не добыто. «Пириор» — это как бы каторжные работы по добыче того золота.
— Чего ты мудришь? Ведь сам слышал, как жид сказал — «Сионский Приорат»!
— Великий государь! Ты же слышал его речь. Ты хоть половину понял, что он говорит? У него язык, как у всех пастухов, подвязан не к тому месту. Ему русские слова выталкивать, как камни во рту катать. Он не выговаривает «ад». И говорит — «ат».
— Вот! Ещё ада мне не хватало!
— Иван Васильевич, великий государь! В той шахте рабы золото и плавили, прежде чем нести на алтарь Бога. Алтарь называется «да». А предалтарная, чёрная и гибельная работа— «ад». Вот и всё.
— Что всё?
Шуйский расхохотался в голос:
— Да понабрали эти шпыни разных страшных слов и вот тебе название воровской шайки!
Иван Васильевич выпил полчары мордовской водки, скривился, ухватил ломоть осётра, макнул в уксус, заел жгучий напиток.
— Так что теперь, мне рукой махнуть на тот Приорат?
— Нет, держи пока в уме. А остальное — не твоя забота, великий государь. — Радагор достал стопку бумаг. — Я, пока слушал твой разговор со Схарией, исписал двадцать листов. По тем листам имеешь ты полное подтверждение вины твоих больших бояр в лютой измене. Так что совесть твоя и душа чистыми вышли из поединка со Схарией. Большой силы его признания. По ним я могу закатать в потюремщики хоть нашего хозяина, боярина Шуйского... — Радагор выпил вино, принялся есть кислый заедок.
Шуйский взвился над столом:
— Чего ты молотишь?! Как это — меня в потюремщики? За что?