Скоро ли камнеломщики прошибут этот каменный игуменский лоб? Время идёт... А камнеломщики завернули телеги и поехали прочь с берега речки Голутвы.
Проня выругался, догнал ихний передний воз, спросил:
— Куда наладились? Никто больше ваш камень не купит!
Старшина возчиков строго оглядел Проню, отозвался:
— Не купят, это точно. Дак ведь камень, он пить-есть не просит. А наши брюхи — просят. Сейчас поедим, поспим, назавтра вернёмся. Может, этот бугай одумается...
Проня придержал коня, дождался последней телеги, пристроился ехать в обозе.
* * *
Шептались ещё по Москве, будто всю эту мену наследника никак не приветствовала принцесса византийская Софья, вторая жена Ивана Третьего. Ей бы пригоже стало, будь ейный старший сын Василий на московском престоле! А вот татары — крымские, да казанские — да литвины подлые весьма приветствовали таковское решение Ивана Третьего. Им пятилетний Дмитрий совершенно был по нраву. Ребёнок на престоле — чего же лучше для терзания Русской земли? Крымчаки, казанцы да литвины, узнав про решение Ивана Третьего поменять очерёдность престолонаследия, радостно хихикали в рожу всем встречным русским людям. Ведь тем решением на Руси уже посеяно семя раздоров! Между новым и законным наследником. И грабить Московию можно сразу ото дня смерти Ивана Третьего! Или прямо сейчас! Зачем ждать, когда Иван, князь Московский, помре? Здоровый он, бес его забери!
А вот о чём на Москве не шептались, а держали рот на замке, так это про измену веры. Ходило вроде моровое, невидимое единомыслие, неведомого корня, будто веру православную неправильно приемлют все крестоналоженцы. А как надобно правильно?
— А митрополит Зосима чего бает? — слышалось, бывало, из кустов возле какого-нибудь московского пруда. — Не молчи, поп! Ответствуй людям!
Там, возле пруда, обычно топилась баня. Их много таилось в кустах около бессчётных московских прудов. Затащенный в баню силком мимоходящий поп, получивши после первого банного пара первую же чарку самогонного напитка, икал, закусывал прудовым карасём, обжаренным на палочке у костра, и отвечал:
— Митрополит Зосима? О! Сан евонный таковский, что обо всём он ведает. И раз про то разнобродие в вере молчит, значит, что... — поп замолкал.
Посадские, нарочно ловившие попа для познания правды, дёргались, но вторую чару попу наливали. Себя обносили, оттого и дёргались. Хлеба мало в тот год уродилось, брагу ставили из корня солодки да накопленных за зиму гнилых яблок, медовых обрезков, конопляных семян. Жуткая гадость получалась при варке самогона, но в голову шибала. И за то зелье княжеские тиуны могли тут же в пруд! С головой и надолго. Пока пузыри не перестанут подыматься из воды. Но, гады русские, всё равно ведь зелье гнали! Лишая великого князя кабацкого гривенника...