Да тут ещё великая беда приключилась: книжнику Николе Моребеду в Смоленске воткнули нож под левую лопатку. Он там занимался чисткой веры, вышвыривал католиков из бывших православных храмов.
— Католики Николу зарезали, — ответил на то известие великому государю Радагор, младший Книжник. — Больше некому. На Смоленск сейчас идёт казачий атаман Секач. — За Николу он вымоет улицы города поганой кровью.
— Не надо бы, а? — сказал Данило Щеня. — А то сорвутся... с гвоздя подлые паписты. У них земли мало, им собраться недолго.
Михайло Степанович Шуйский топнул ногой, лязгнул саблей об ножны:
— Пускай Секач идёт, и пускай Смоленск помоет.
— Доиграемся, пся крев, — мрачно ответил великий государь. — Литвины и так озверели. Собирают летучие отряды и тех русских, что к нам перешли законно, по клятвенной росписи, режут. А дома их жгут.
— Ну, зима минует, тогда я до Кракова дойду! — мрачно пообещал Шуйский. — Ох, дойду!
Великий государь велел к прибытию посольства в Калугу спешно, с одной лишь печью, поставить достройку к дому калужского воеводы — большую, высокую, чтобы все переговорщики там поместились. В старом кирпичном арсенале купеческие товары велели убрать и тоже спешно поставили одну кухонную печь, пробили узкие окна, из досок сделали перегородки, чтобы посольским можно было ночевать несуетно, по два человека в горенке. Калужане наотрез отказались пускать в свои дома католиков. После них что? Дом сжигать? Ведь дом в скверне пребудет!
Стрелецкий сотник подбежал к окну, выкрикнул:
— Едут... с-с-собаки!
* * *
В тесноте посольские в первый же день выложили Ивану Васильевичу три претензии, которые он должен удовлетворить, иначе... худо будет.
Первая претензия: наказать грозно своей дочери, чтобы немедленно переходила в латинскую веру!
Вторая претензия: все большие города — Белгород, Трубчевск, Клинцы, Чернигов, Смоленск и Невель — вернуть под державную руку короля Александра. Земли окрест городов, где живут предатели Литвинской земли, переметнувшиеся в Московское государство, пусть останутся под теми предателями.
Третья претензия: через месяц опосля подписания договоров и отбытия посольства вернуть долг в сто двадцать тысяч старых гривен и пятьдесят тысяч русскими рублями. Серебро доставить прямо в город Вильно.
У боярина Шуйского на эфесе сабли запрыгала рука. Данило Щеня притопнул ногой. Великий государь как пригорюнился, когда началось чтение претензий, так и остался сидеть, когда чтение кончилось. Все в большой горнице молчали.
Радагор скосил глаза и увидел, что Шуйский перемигнулся с толстым посольским из литвин. Вспомнил — это Нарбутович! Ай беньакша!