Можно будет заломать это посольство!
Великий государь откашлялся, что-то кашлять стал он часто в последний год, наконец заговорил:
— Если станете требовать, чтобы в бумагах было прописано «претензия», я с вами говорить не стану. Уйду.
— Станем писать «требование», — поднялся пан Собесский, молодой князь, но уже глава польского посольства.
Молодой, да дурной... Великий князь махнул на него рукой, поднялся, чтобы уходить.
Старый польский писарь, бывавший в десятках таких посольств, пробурчал:
— Пишу: «прошение». Годится?
Иван Васильевич кашлянул, сел и начал держать ответ:
— На первое ваше ко мне прошение отвечаю: дочь моя Елена по праву древнего супружеского обычая мне уже не принадлежит. Все её капризы должен исполнять её муж, сиречь король Александр! Пусть хоть плёткой загоняет в католичество, его право. Только вот Елена имеет за собой, по древнему нашему обычаю, возможность ухода к отцу со всем своим приданым, с деньгами и подарками от мужа и других лиц, и с наследником во чреве.
Русский дьяк, что в углу вёл скорописью содержание переговорных дел, хохотнул и сломал перо.
— За перо мне заплатишь полушку! — заорал на дьяка великий государь.
Дьяк лёг красным от смеха листом в кучу бумаг.
— На второе ко мне прошение отвечаю: старые русские города, что вы перечислили, взяты под мою державную руку, поелику то наши старые русские города и о том все летописи — и ваши, и наши — пишут с полной правдой.
В зале зашумели.
— Молчать! Трескоеды! — шумнул великий государь, обзывая всех посольских именным прозвищем саксонцев, у которых треска считалась самой дешёвой и вечной едой. — Мне нынче донесли, что моих людей, чьи дома и земли пока не отмечены пограничной линией и формально входят в вашу территорию, подлые воры убивают, а их дворы жгут! Неделю назад кошевой атаман Секач двинулся из польских земель с тремя тысячами казаков и пятью тысячами крымских татар в те мои земли по моему приглашению. Там он станет постоем на зиму, чтобы совершать охранные деяния.
Европейские послы соскочили со скамеек, на которых сидели:
— То нэможно! То нэможно!
— Моя земля! Кого хочу, того гостить зову! Ничего, погостят казаки в моей земле, вам же прибыток. Они платят ровно.
— Да, да, — скромно подтвердил Нарбутович. — Обрез от сабли по шее у них ровный...
— На третье ваше ко мне прошение, — возвысил голос великий государь, — отвечу так. Гривны занимала у европейских государей моя сноха Еленка молдаванская, регентша моего внука и бывшего Соправителя, сиречь внука Дмитрия. Сейчас их рядом со мной нет. Они за предательство и подлые дела пролив моего государства от власти отстранены, заперты в дальнем монастыре и скоро помре... С них и требуйте долг!