— Ногаи донесли мне, что был ты, Ивашка Московский, у моего брата, у крымского хана. Зачем ездил? Меня дразнишь, да? — Казанский хан сидел на своём троне, увезённом из города Бухары ещё внуком Чингисхана, самим Бату-ханом, почти двести лет назад.
Перед троном стоял Иван Третий, великий князь Московский. А попробуй не стоять перед древним персидским троном! На нём ещё цари русов сидели, когда держали под собой Персию и Византию! А этот, который сидит сейчас там, наверху, и бормочет по-своему, он кто? Так, грелка для великого трона...
— Мен сен баламыс ба, айналайн... Казани Коган[45].
— Ты, Ивашка Московский, говори по-русски! Иначе мой толмач зря деньги станет получать.
— А чего тут говорить? Вот. — Иван Третий рассупонил польский кунтуш[46], достал свёрнутую шкуру сайгака с арабскими письменами и сунул назад себя, зная, что ханский толмач там.
Толмач живо и вслух прочёл грамоту крымского хана. Особливо выделил голосом, что четвёртая, любимая, жена Великого султана вот-вот родит и нужно ей делать подарок.
Услышав про роды султанской жены, казанский хан, родом сам от внука бухарского эмира и кыргизской бабы, соскочил с трона и пробежал вокруг Ивана Третьего:
— Мне, вперёд Крыма, почему не дал знать о такой счастливой вести?
— Ну, потому, что ты бы на Москву навалился, стал денег требовать на подарок мимо дани.
— Собачий хвост!
Иван Третий, великий князь Московский, переступил с ноги на ногу. Они, татары, от малого умишка думают, что это очень обидно, когда тебя называют «Хвост собаки». А это просто весёлая подначка арабов, дразнящих тех, кто пашет землю в одиночку. Собака всегда бежит впереди своего хозяина, виляя хвостом. Ибо понятно, что впереди может выскочить волк или, не приведи бог, татарин. Тогда верный сторож гавкнет, а пахарь тут же достанет топор или боевой лук.
Казанский хан вдруг остановил свой бег вокруг Ивана Третьего:
— А почему на колени не встал? Башку сейчас рубить тебе буду!
— Руби. Тогда не узнаешь, почему тебе не надо тратить деньги на подарок, великому султану. Менгли-Гирей потратит, а ты сохранишь.
— Почему это я не стану тратить деньги на подарок великому султану?