— Вы должны понять, что всё происходящее имеет прямой смысл, — сказал граф. — Никакого маскарада. Вы Телец, которого влекут на заклание. И вы согласились исполнять эту роль.
Такой педантизм покоробил Александра, тем более что по пути он единожды рассадил себе пальцы на ногах о шишки и сучья. Наконец спутники добрались до вершины. Мочениго трижды топнул перед дверью хижины и провозгласил:
— Добрые родственники! Мне нужна помощь!
Глухой голос изнутри отвечал:
— Братья, на улице один из нас! Ему нужна помощь. Не принёс ли он полена, чтобы подбросить его в костёр?
Тут Раевский с неудовольствием осознал, что его именуют «поленом». И хотя сгореть на костре революции весьма почётно, всё-таки он рассчитывал на роль кочегара.
— Куда ты идёшь, достойный мастер? — снова послышались из-за двери традиционные вопросы.
— В камеру чести, чтобы усмирить страсти, подчинить волю, разорвать привязанности с миром и познать учение угольщиков, — отвечал Мочениго.
— Кого ты привёл с собой?
— Заблудившегося в лесу.
— Чего он хочет?
— Стать добрым родственником.
— Веди его.
После этой тирады мастер-проводник и кандидат в мешке ступили под своды баракки. Сквозь мелкие дырочки между нитями мешковины Александр кое-как мог различить её внутренность. Благо свет во многих местах просекал соломенную крышу. Это была бревенчатая халупа с земляным полом. В ней стояло несколько чурбанов, на которых восседали надзиратели, председательствующий, оратор и секретарь. «Всё, как у масонов, только невыразимо бедно», — подумал Раевский. На низком столе стояли две свечи, распятие и горшок с тлеющими углями. Над головой висело изображение святого Теобальда. Мастера закрывали лица капюшонами, ученики сидели вдоль стен с обнажёнными головами. Все были в одежде из мешковины, подпоясанной верёвками.
Неофиту поднесли деревянную плошку, наполненную солёной морской водой и именовавшуюся «чашей забвения». Пить пришлось через мешок, отчего влага, попадавшая на губы, была ещё противнее. Но и без того у Александра чуть не сморщился язык. Ему показалось, что гортань пылает огнём, словно из неё вырвали кусок плоти. В следующую минуту запылала кожа на груди. Председатель щипцами вынул из горшка горячий уголь, поднял мешковину и прижал свой инквизиторский инструмент к тому месту, где у кандидата стучало сердце.
— Отныне вы не сможете спокойно видеть несправедливость! — провозгласил мастер. — Этот уголь, знак нашего братства, постоянно будет напоминать вам о боли, которую испытывают несчастные, проклятые, голодные и угнетённые.
Не издав ни звука, Раевский встал на колени и начал читать клятву карбонариев. Он неплохо знал итальянский, и ему не составило труда её заучить.