— Кто у вас старший? — спросил он по-французски.
Вперёд вышел невысокий широкоплечий малый лет тридцати. Судя по роже, провансалец.
— Гренадер его императорского величества третьего Лионского полка Перье Лерон.
— Будем знакомы, — вздохнул граф. — Вас как тут силой удерживают или по доброй воле?
— Все, кто хотел, давно ушли, — мрачно ответил Перье. — А у нас дети. Привыкли мы. Дома, небось, жрать нечего?
— Да нет, — покачал головой Воронцов. — Выправляется помаленьку. Правда, вашего брата много, на всех работы нет, вот и шляются по дорогам шайками.
Провансалец со вздохом кинул взгляд на кучку баб и ребятишек.
— Вот и я говорю, куда деваться?
— Всем, кто пожелает вернуться в отечество, я помогу выехать из России, — сказал Михаил.
Его слова были встречены недовольным молчанием. По всему видно, новые хозяева обзавелись добром и с места двигаться не намеревались.
— Миша, пожалей ты их, — зашептала графиня. — Посмотри, вон бабы скоро в голос заревут. Мало им одних мужей хоронить? Ты ещё и вторых отнимаешь. Думаешь, легко было этих иродов выхаживать?
Воронцов с минуту молчал.
— Ладно, — бросил он. — Оставайтесь. Но с условием: всем венчаться. Дети ваши, так и быть, получат вольную. А за жён устанавливаю цену по пятидесяти рублей, со следующего оброка отдадите.
Народец зашевелился. Предложение было приемлемое, хотя лучше бы, конечно, барин к ним и вовсе не заезжал. Зато теперь не надо прятаться. И ясно, что будет завтра. Поговорили ещё немного, и Михаил уехал. Сидел в санях, долго молчал, глядел на снег, потом обернулся к Лизе, которой произошедшее казалось забавным.
— Странно всё-таки, — сказал он. — Их мужья погибли, а они, вместо ненависти, жили с французами, лечили их, рожали детей... Это как?
— Не суди, — мигом перестав улыбаться, отозвалась графиня. — Разве тебе чужое счастье глаза колет? Довольно им горя. Хлебнули уже.
— Ты бы могла?
Она покачала головой.
— Никто из нас не знает, что мы можем, чего нет. Год назад я не думала, что выйду замуж. А сейчас не представляю дня без тебя. Ты их помиловал, и Господь с ними.
Воронцов обнял жену за плечи.
— Лиза, ты и вообразить не можешь, сколько в этих снегах я видел голых замерзших людей. И не было жалко. А теперь пожалел.
— Сердце устаёт от ненависти, — она вздохнула и положила голову ему на плечо. — Эти бабы поняли раньше, ты — сейчас. Надо жить.
Граф остался при своём мнении насчёт непатриотичных крестьянок, но наказывать их у него не было желания. Деревня не вымерла, приносит доход, и слава Богу. Мало ли какие ещё несообразности он встретит в своих безразмерных владениях, полтора десятка лет живших без хозяйского глаза. Хорошо, если слонов не развели вместо кур! Не ударились в бега. И не впали в ересь.