Протягивая на ложке вино и хлеб, епископ некоторым говорил что-то тихим, неслышным для других голосом. А некоторых пропускал без наставления. Последние, отходя, выглядели разочарованными. Зато первые — озадаченными.
Михаил не любил, когда его замечали, и от всей души надеялся миновать батюшку обычным порядком. Но когда он подошёл к причастию и назвал имя, старый священник посмотрел на него слезящимися подслеповатыми глазами и перевёл взгляд на толпу. Точно искал кого-то. Наконец он сдержанно улыбнулся и поманил рукой не видимого графу человека: «Ты, ты, дочка». Секунду спустя к ним подошла бледная от испуга Лиза.
— А вам, детки, надо причащаться вместе.
Епископ вложил ложку в рот Михаила, затем Лизы. А потом, глядя ей в лицо, добавил:
— Не откладывай, милая. Тебе давно пора быть здесь. Хоть ты и не уходила.
Последних слов никто, кроме графа, не понял. Но и без них Воронцов и мадемуазель Браницкая чувствовали себя крайне неловко. За спиной у командующего стояли два его адъютанта: Казначеев и Раевский. Оба с непроницаемыми лицами. Первому старик строго погрозил пальцем. Второму же сказал: «Не смей!» И даже на мгновение придержал ложку в воздухе. Но потом всё-таки вложил в презрительно искривившиеся уста Александра и со вздохом покачал головой.
Михаил и Лиза, не чувствуя под собой ног, отошли к переносному лотку, где служка протянул им в чеканных серебряных чашечках разбавленный кагор и по кусочку просвиры. Машинально проглотив то и другое и положив на золотое блюдо милостыню, они побрели прочь, не глядя друг на друга. Воронцов в душе злился. Он терпеть не мог нарушений общественных приличий. Хуже нет — стать предметом толков. А сейчас их публично чуть ли не благословили на брак. Выставили круглыми дураками. Гнев графа выдавали только мертвенная бледность и подрагивающие губы. Лиза не смела поднять глаза.
Так, молча, они вышли на паперть, где девушка должна была подождать мать с кузинами. Михаил никого ждать не собирался.
— Кажется, нас с вами обручили? — сухо рассмеялся он. И отвесил Лизе короткий кивок. — Честь имею.
Лошади дружно ударяли копытами о песчаную дорожку. Позднее катанье в Венсеннском лесу — одна из привилегий хорошо вооружённых людей. Бывшие королевские охотничьи угодья, с юго-востока обнимавшие город, слыли небезопасным местом для мирных пешеходов. Однако для кавалькады союзников, выехавших прогуляться на закате дня, они не представляли ни малейшей угрозы.
Воронцов пригласил старину Уэсли «растрясти жиры». Тот ухватился за идею.
— Вы не поверите, Майкл, я зверею в своём кабинете. Скоро в городе станет жарче, чем в Индии. Весной ещё туда-сюда. Но летом! Все окна нараспашку, пыль столбом. Оказывается, я не люблю Париж, кто бы мог подумать!