— Лиза. — Раевский опустился перед ней на колени, — уедемте вместе. Я увезу вас. Мы будем счастливы.
— Как вы можете говорить такое после всего, что сделали со мной? — Девушка оттолкнула его руки и залилась слезами. — Завтра венчание. Вы хотите, чтобы я поступила низко? Опозорила доверившегося мне человека?
— Да, да, да! — почти закричал на неё Александр. — Я этого хочу! И вы тоже! Хотеть быть счастливым — разве это предосудительно?
— Даже ценой несчастья других людей?
— Что нам до других? — возмутился Раевский. — Есть только мы с вами, и больше никого. Остальной мир не имеет значения.
— У меня иной взгляд, — сухо сказала Лиза. — Я не могу просто выбросить из головы и мать, и обязательства. Так порядочные люди не поступают.
— Хорошо. — Александр встал, глядя на неё в упор. — Сегодня ночью моя карета будет ждать вас на углу улицы под фонарём, в двух домах отсюда. Если вы решите переменить своё мнение и быть счастливой, приходите. Клянусь, вас уже у меня никто не отнимет. Если нет, то это наш последний разговор.
— Нет. — Лиза зажала уши руками и быстро-быстро замотала головой. Она услышала, как хлопнула дверь за Раевским. Слёзы сами текли у неё из глаз. На часах пробило два. Скоро должна была прийти портниха для последней примерки. Ах, она ничего не знала! Это платье, эта свадьба, этот Александр! Зачем?
Весь день голова у Лизы была, как у угорелой кошки. В чаду. Вечером девушка забилась в свою комнату, и оттуда до родных не долетало ни звука. Она представления не имела, где встретит рассвет! В церкви рядом с графом или в почтовой карете в объятиях Раевского. Лиза проклинала свою трусость. Вот — любовь. То, о чём мечталось годами. Её герой, её Ловелас, её Вертер. Увозит невесту из скучной, полной обязанностей жизни туда, где будут только они вдвоём... ну и ещё какие-то повстанцы, только добавлявшие картине романтичности.
Она так сильно хотела Александра, что минутами была уверена: едва дом погрузится в сон, её никто не удержит. В следующую секунду Лизе представлялся весь ужас положения. Мать, граф, гости. Воронцов спрашивал её несколько раз, готова ли она? Можно было отказать. Но мадемуазель Браницкая подтвердила согласие. Её не неволили. Как можно теперь так поступить? Завтра будет уже всё равно. Не догонят ни стыд, не проклятья. Страсть сделает слепой и бесчувственной к укорам совести. А здесь, что будет твориться здесь? Это убьёт мать. Александра Васильевна не переживёт позора. Бедный Михаил останется один расхлёбывать насмешки...
Наконец, измучившись, девушка решила по обыкновению помолиться. Взяла псалтырь и открыла вечернее правило. Слова не шли на ум. Лиза постоянно отвлекалась и с трудом возвращала глаза к странице. Но постепенно привычный ритм подчинил её мысли. От монотонного ли чтения, от усталости ли, Браницкая начала успокаиваться. А почему, собственно, она должна всем жертвовать? Предавать графа? Сводить в могилу мать? Потому что Александр так хочет? Воронцов ничем её не обидел. Она не причинит ему страданий. Да и ради кого? Человека, который столько лет унижал и отвергал её?