Не прошло и двух дней, как на патриаршем дворе, где остановился митрополит, появился Шереметев и тотчас был принят. Спустя несколько минут он уже сидел в небольшой приказной палате, использовавшейся иногда для неофициальных приемов. Комната с белым сводчатым потолком была увешана иконами, вдоль стен стояли крытые шитьем сундуки, лари, скрыни, в углу примостился недавно привезенный из Европы резной шкаф.
Филарет восседал на высоком стуле с деревянной спинкой и ручками-подлокотниками. Это был невысокий, крепко сбитый мужчина слегка за шестьдесят, с худым усталым лицом, мудрым, проницательным взглядом и сеточкой морщин вокруг глаз. Седые, слегка волнистые волосы прикрывала круглая митрополичья шапочка, а седая же борода полностью скрывала шею. Он с легким удивлением смотрел на сидевшего на расписном ларе Шереметева, стараясь понять, что пытается донести до него родственник.
– И мыслю я, владыко, что тяжелые времена ждут нашу церкву. Царь ее попирает, а у нас сердца кровью обливаются.
– Господь с тобою, Федор Иваныч, – голос митрополита был мягок и богат интонациями, – он ставленник Божий и православию дурного не учинит.
– А вот это, могет, и не так вовсе…
– Малец шестилетний глаголет по-взрослому да вершит великие дела… И со шведами, и с ляхами нас замирил… Больницы открывает, избы странноприимные, да и в Азове, сказывают, по его указке Заруцкий-то сидит. А не на твоем ли дворе, боярин, чудеса вкруг него учинялись? Как об таком не памятовать?
– Дык чудеса-то творить не токмо Господь могет, но и тот, кто супротив него.
– Так ты мыслишь, что…
– Да, владыко. Малец этот – диаволово семя. Ты глянь, что деется-то! Церквам теперича возбраняется покупать да принимать в заклад земли…
– Ну, то и ране было, при царе Федоре Иваныче, просто позабылось в разрушное-то время, – махнул рукой митрополит.
– Оно конечно. Но вот царь дал добро иноземцам кирху ихнюю в слободе, где наемники живут, отстроить. Эдак латинство по всей земле нашей расползется, инда моргнуть не успеем. Видывал я пару раз, как он не по-нашему крестится, тремя пальцами. Аж дрожь пробирает… А еще слух идет, будто он церкву под себя подмять чает. Ох, и недоброе время настает, владыко.
Филарет сидел молча, устремив задумчивый взгляд на образ Спасителя. Да-а, странные дела творятся в государстве…
– Ей-ей, царь к рукам своим все ниточки прибирает. А потом разом как дернет, и погибнет на земле Русской православная вера!
Митрополит сокрушенно покачал головой.
– И что ж ты мыслишь учинить, Федор Иваныч?
– Я, владыко, на Земском соборе, когда государя выбирали, об Мише, отроке твоем, предстательствовал, кого хошь спроси. Вот и нонеча мыслю: как было б ладно его-то царем поставить. А ты б патриархом стал, завсегда ему смог бы пособить, присоветовать чего. Уж Михайло-то никогда супротив святой веры не пойдет! Не буду лукавить, я уж и с местоблюстителем Ионой, и с иными митрополитами про се баял – все на сына твово согласные.