– То ль по случаю, то ль по Божьей воле, свалился убивец с лестницы наземь и расшибся. А когда схватили, глядим – обе длани-то у него пожжены. Но до оконца Петиного добраться успел, оно было отомкнуто и ставень поднят, точно его с умыслом так оставили. Мамку я за недосмотр сечь велел, да от мальца теперича ее подальше держу. А на подоконном камне-то угли разбросаны, об них, видать, злодей и пожегся. А как они там очутились – Господь ведает. Видать, хранит Богородица мальчонку.
– А душегуб этот что сказывает? Кто его послал?
– Вот тут незадача вышла, – развел руками боярин. – Посечь хотели, а он возьми да и сбеги. Ну да ладно, мы ж ноне ведаем, что по воле Мстиславского он пришел, вот и обскажем на Соборе, коль боярин на престол будет метить. Пусть поруки за то никакой нет, но все одно пятно на нем теперича будет. И давай, Василь Григорьич, уговоримся: коли не будет опаски, что Мстиславский царем станет, то про все сие молчок.
– Да почто ж?
– Бог ведает, что еще с боярина понадобится, а тут, почитай, он в наших руках с такой-то тайной.
– И то. Горазд ты, батюшка, на хитрости-то, – протянул Телепнев. – А на Москве судачат, мол, чудеса вокруг мальца неистовые учиняются?
– Да уж куды деваться. Я, вишь ли, обещался владыку на чудо-то кликнуть, дабы он своими очами… Да недосуг было, такая суета поднялась. Да и ночь-полночь.
– Ну, вдругорядь кликнешь.
– Ох, хлопотно с Петрушей. Но скажу тебе втаи – впору уверовать, что он всамдель посланец Заступницы Небесной. Что ни седмица, то новое чудо. Никак не могет он боярами подкинутым быть.
– Эва… Так почто ж ты за Романова предстательствуешь?
– Да я и сам уж в сумлениях, – пошевелил усами Шереметев. – Ладно, Василь Григорьич, ступай. А мужичкам твоим, что к казакам пойдут, накажи: коли те Мишки держаться не восхотят, пущай за Петрушу их подбивают. Нам с тобой различия-то нету.
Казачий сотенный голова Ермолай, прозванный за зверскую рожу Пугалом, кивнул на низкую кривую избенку, до окон занесенную снегом.
– Вот и пришли. Эх, погуляем всем на страх!
Вид у него и в самом деле был пугающим: черные как вороново крыло волосы топорщились во все стороны из-под мохнатой шапки, косматые брови почти закрывали глаза. Правую щеку пересекал шрам, оттягивающий вверх угол губы, отчего создавалось впечатление, что Ермолай все время злобно усмехается.
– Вижу, не слепой, – ворчливо отозвался его спутник, казак Гаврила Тонкий.
– Денег-то будет у нас? От того, что князь Трубецкой выдал, ноне и полушки не осталось.
– Не боись, Гришка Хортиц обещался, мол, всем хватит.