– Ну, лады, – кивнул Ермолай. – А то ведь нынче не то что ране. Это мы осенью могли взамен платы саблей перед целовальничей мордой помахать. А теперича князь Пожарский, будь ему пусто, свои порядки везде поставил. Как скажешь, что платить нечем, вмиг подьячий кабальную запись начертает, и прости-прощай воля вольная.
Они вошли в распахнутые ворота, обогнули стоявшие на дороге розвальни с сеном, в которых сладко сопел мужичок в шапке-ушанке и крестьянском армяке, и взбежали на крыльцо.
Изба эта, приютившаяся между Соляным двором и церковью Пятницы на Кулишках, была государевым кабаком, днем и ночью открытым для страждущих. Казаки, и в самом деле получившие от Земского правительства по восемь рублей за освобождение Москвы, проводили здесь почти все время. Вот и сейчас, едва войдя, Ермолай с Гаврилой увидели в одной из комнаток, на которые перегородками был разделен кабак, с десяток своих.
Они кивнули целовальнику[11], прошли к казакам и скинули тулупы на широкую лавку у входа. Вояки, сидевшие за длинным дубовым столом, повскакивали, приветствуя друзей.
– Наконец пожаловали. Где шатались-то? Эй, кто там, вина сюда!
Кряжистый целовальник тотчас вырос со штофом вина и двумя оловянными чарками. Ловко втиснув их между блюдами и объедками, метнулся в соседнюю комнатку к орущим гостям. Гаврила сел на лавку и дернул друга за рукав, приглашая присоединиться. Но тот остался стоять, из-под черных бровей с подозрением глядя на двух незнакомцев в зеленых стрелецких кафтанах.
– Вы кто ж такие будете? – сурово спросил он.
– Погодь, Ермолай, не бузи. Мы тут дело важное судим. Послухай лучше, что братья наши, стрельцы, сказывают.
Пугало неохотно сел и плеснул себе из штофа. Заглотнул разом всю чарку и нетерпеливо спросил:
– Ну?
Один из незнакомцев, высокий тощий парень с желтыми, словно соломенными, волосами, наклонился вперед и негромко произнес:
– Так вот, коли вы, казаки, за Мишку Романова встанете, то будет вам при нем слава и почет. Потому как батюшка его, митрополит Филарет, в стане вора Тушинского нареченным патриархом значился. Да вы и сами ведаете, небось не раз его там встречали.
Казаки нестройно закивали.
– Ну и вот, ежели выберут Мстиславского там аль Пожарского, так быть вам в горе, эти пребывания вашего в Тушине не простят. А Мишка-то Романов дитя совсем, несовершенных лет, и державствовать будет так, как Филарет укажет.
– Дык он в полоне, под спудом, – возразил Гаврила.
– Михайло как венец наденет, так его и выкупит у ляхов. И будут они вдвоем государевыми делами управляться. И худого вам не учинят.